Пишу уже 24–го апреля. Все это время некогда было; к каждому вечеру очень уставал; сутолока; впрочем, не без пользы; теперь имеется уже двадцать одна тысяча, собранная в Москве на храм и училище. — Отмечу хоть кое–что из ежедневного. Утром в Великий Понедельник, в восьмом часу, незнакомый господин средних лет, белокурый, вошедши, подает три тысячи рублей на Миссию. «От кого?» — «От неизвестного». — «Скажите хоть имя Ваше, чтобы упоминать в молитвах». — «Что ж имя! Пустой звук». Так и не сказал ничего; в записочке при деньгах написано было лишь «за упокой Иоанна и Акилины». — В восемь часов отправился в Мироварную палату, чтобы присутствовать при начатии варения мира. Народу в палате было человек сто пятьдесят, погода не благоприятствовала сбору. Все приготовлено было для мироварения: от входа направо, пирамидой — материалы, внизу, в кувшинах — масло, выше — благовонные составы; под котлами разложены были дрова с подтопкой; у котлов сосуды с вином, елеем и серебряные тарелки с благовониями, — всего сортов двенадцать. Когда пришел Преосвященный Амбросий, прежде всего было совершено водоосвящение; после него Преосвященный, подошедши к котлам, прочитал молитву, окропил все Святою водой и с благословением елей, вино и все специи погрузил в котел (для каждого из двух котлов приготовлен был особый набор); потом Преосвященный подтопил печки под общим котлом, для чего приготовлено было по пучку растопки — с ручками из золоченой бумаги; после чего диаконы влили в сосуд весь елей, бывший в серебряных кувшинах, и стали по три диакона у котла лопатками мешать, а священники в облачениях же читали Евангелие; начал чтение сам Преосвященный, после чего он и удалился. Мне показалось, что во время длинной процедуры завариванья, производившегося в молчании, следовало бы петь что–нибудь.