Дни

Посреди одной из сторон корта стоит Понди. Он вытягивает руки вверх, с удовольствием похрюкивает, любуясь подкожной игрой своих бицепсов, трицепсов, дельтовидных и боковых мышц. Сцепив пальцы, он начинает вращать торсом. Голые ноги покрываются гусиной кожей от холодного ветра. Как хорошо наконец выбраться из Зала заседаний! Не то чтобы Понди не любит погружаться в повседневные заботы управления магазином, – нет, дело совсем не в этом. Каждодневное умственное напряжение ему по душе. Но только здесь, да еще внизу, в гимнастическом зале, когда его задачи сводятся к одним только физическим упражнениям, он чувствует себя лучше всего.

По другую сторону сетки Торни, скрестив ноги, томно оперся на ракетку. На нем безупречно чистые белые шорты, бледно-розовая рубашка-поло, а вокруг шеи завязаны узлом рукава кремового шерстяного джемпера. Длинная челка развевается туда-сюда на. ветру. Он нарочито зевает, чтобы подразнить Понди, но тот, не обращая на него внимания, занимается привычным разогревом, сгибается, чтобы растянуть подколенные сухожилия.

Зевок пропал даром, но Торни продолжает изображать скуку, глазея по сторонам – вначале смотрит на небо, потом на город, широко раскинувшийся за краем крыши, такой скученный, серо-бурый и тянущийся понизу далеко-далеко, до самого горизонта, утопающего в солнечной дымке. Через некоторое время он снова переводит взгляд на старшего брата и видит, что тот закончил разминаться и приступил к бегу на месте.

– Ну, готов наконец?

– Готов.

– Пора бы. У меня уже пальцы ног стали неметь.

– По десятке за очко? – спрашивает Понди, подхватывая ракетку и вынимая из кармана мячик. Понди, по праву старшинства, всегда подает первым.

– Давай по двадцатке. Сегодня я чувствую себя уверенно.

– Уверенно или сумасбродно?

– Я же – День. А Сумасброд – мое второе имя.

Понди отступает к задней линии, пару раз ударяет мячик о гладкую зеленую поверхность корта, а затем подает сокрушительный эйс. Мяч задевает угол распределительной коробки и, угодив в звено ограды, отскакивает с громким цокающим дребезжаньем.

– Неплохое начало, – замечает Торни, даже не пытавшийся принять подачу. Он переходит на другую сторону своей задней линии. – Пятнадцать-ноль.

– И двадцатка в минусе.

– Ну, это всего лишь деньги.

Из трех следующих подач Понди Торни принимает только одну – и то, когда мяч сам буквально влетает в его ракетку. Понди легко отбивает этот вялый удар, направив мяч в противоположный угол от того места, где стоит Торни.

– Ты, я вижу, решил сегодня не напрягаться, – замечает Понди.

– Просто усыпляю твою бдительность, братец.

Подачи Торни – обманчиво-томные: движения его кажутся замедленными, но в последний момент едва заметным, будто бы запоздалым поворотом кисти, он направляет мяч на половину соперника с быстротой молнии. Отбиваясь, Понди мечется по корту, прыгает по синтетическому покрытию. Обмен ударами длится долго – мяч перелетает через сетку по семь, по восемь, даже по одиннадцать раз. Торни выигрывает. В следующем гейме ведет Понди, но к этому времени он уже тяжело дышит, сердце учащенно бьется, тогда как Торни даже не успел вспотеть.

Они встречаются у сетки.

– Знаешь, о чем я иногда думаю, когда нахожусь здесь? – спрашивает Торни. У Торни есть обыкновение растягивать перерывы при смене подачи, чтобы минимальных затрат физической энергии хватило на максимальный промежуток времени. Понди мирится с этим лишь потому, что больше ни один из братьев не соглашается играть с ним в теннис.

– Понятия не имею, – отвечает Понди, смахивая капли пота со лба. – Знаю только, что твоя манера игры оставляет тебе массу времени для размышлений.

– Я представляю себе замок и деревню, которая простирается за его крепостными стенами. Представляю, что мы – семеро баронов-феодалов, собирающих десятину с живущих окрест крестьян.

– Я всегда говорил, что не стоило тебе в университете проходить политику с экономикой!

– Нет, ты не так меня понял, – я же не утверждаю, что все неправильно заведено. Я просто хотел сказать, что такие отношения существовали издавна, на протяжении многих веков. Мы все – заложники истории, мы бессознательно подчиняемся общественным архетипам, сложившимся задолго до нас.

– И это помогает тебе жить, Торни? Твоя подача.

Следующий гейм проходит в равной борьбе, но Торни изящно-небрежным ударом слева склоняет чашу весов в свою пользу.

– Рано радуешься, – говорит Понди. – Ты еще почти сотню мне должен.

Торни собирает все силы для следующего гейма, но мощные подачи Понди оказываются неотразимыми.

Братья снова встречаются у сетки, и Торни вынужден признать:

– Только безумец рискнет с тобой бороться, Понди.

Понди искоса смотрит на брата.

– Думаю, ты имеешь в виду не только мою игру. Торни кивает, довольный, что его подтекст не остался незамеченным.

– Сегодня утром ты поступил очень смело. Ну понятно, ты всегда горой стоишь за Криса, мы уже с этим свыклись, и в некотором извращенном смысле это даже заслуживает восхищения. Но сегодня утром ты просто в петлю лез ради него. Чедвик с Субо, похоже, были готовы взорваться.

– Да уж, это была рискованная игра.