Дни барабанного боя

— А он тебя. И убил бы, — договорил Джонсон. — Вместе с Уэстборном. Убийца наверняка имел при себе пистолет с глушителем. Он не рискнул бы идти на дело с одним ножом. Сперва застрелил бы тебя, пока ты не успела выхватить оружие, потом сенатора. Твоя смерть означала бы, что на свое дело у него останется гораздо меньше сорока трех минут. Флеминг ждал бы тебя в доме минут через десять, от силы через пятнадцать.

— Сигнализатор тревоги, — неторопливо произнесла Холленд. — Когда я обнаружила Лейн, ее пальцы лежали на кнопке. — Подняла взгляд на Джонсона. — Судя по ее виду, она не могла быть живой.

Джонсон состроил гримасу:

— Этот парень очень умен, на какой-то извращенный манер. Помнишь, под нее были подложены подушки?

Холленд кивнула.

— Мы думаем, он подложил их специально, чтобы приподнять тело, и положил руку на сигнализатор. Потом искромсал девушку. Подушки, пропитываясь кровью, оседали, и Лейн опускалась. В конце концов веса руки оказалось достаточно, чтобы вдавить кнопку сигнала. — Помолчав, он добавил: — Это был его сигнал побудки для нас.

Холленд заставила себя глубоко вдохнуть. То, что описывал Джонсон, было бесчеловечно.

— Откуда убийца мог знать, когда подушки осядут?

— Надо полагать, он не впервые использует этот метод. Во всяком случае, минута-другая не имели для него значения.

Джонсон помолчал.

— Президент получит предварительный рапорт Смита за утренним кофе. Это скверно. А то, что последует за этим, будет еще хуже. — Он помолчал. — Поезжай домой, отдохни и к четырем часам будь у директора.

В лице его проглядывало что-то похожее на жалость.

Полиция штата оттесняла машины журналистов, забившие дорогу перед воротами. Холленд затормозила, чтобы дать возможность полицейскому убрать барьер, затем стрелой пронеслась мимо ринувшихся к «хонде», сверкая фотовспышками, репортеров. На шоссе она въехала как раз в утренний час пик.

Ее джорджтаунский дом когда-то не уступал изяществом окружающим. Теперь кирпичный фасад нуждался в чистке струей песка, новых ставнях, а изгородь — в окраске. Родной дом, единственное, что осталось ей от отца с матерью, ее последняя отрада.

В доме от холода все тело Холленд покрылось гусиной кожей. Но она не стала включать отопление и, сбрасывая на ходу одежду, пошла в ванную. До отказа отвернула вентиль душа и, закрыв глаза, встала под струи горячей воды. На несколько блаженных минут забыла обо всем, кроме тепла и душистого запаха мыла. Потом, когда потянулась за полотенцем, ее мучительно поразило яркое воспоминание.

Содрогаясь от рыданий, Холленд нащупывала вентили, слезы на лице мешались с водой...

Замечательный весенний день в Париже. Тринадцатилетняя, впервые попавшая за границу, она выходила из машины у собора Парижской Богоматери. Человек впереди нее сделал несколько шагов, с улыбкой повернулся и протянул ей руку. Тут его настигла первая пуля. Вторая — когда он падал, обливая кровью Холленд в новом платье, которое купил ей...

То был ее отец, сенатор Роберт Бомонт.

Холленд скорчилась в углу душевой кабины, струи воды барабанили по ее склоненной голове. Подобие покоя, все, чего она с трудом достигла за много лет, являлось хрупким, бесценным сокровищем в толстой раковине сознания, что тогда, в Париже, она ничего не могла поделать. А теперь в мгновение ока она вновь оказалась на той самой холодной, каменистой дороге, усеянной болью, сомнениями, догадками. Сможет ли найти силы вновь идти по ней?

4

Время близилось к семи утра. Уайетт Смит находился в своем кабинете чуть ли не с полуночи. Шесть часов назад он поднял первого помощника президента и сообщил о происшествии в Дубках. Помощник, прозванный Стражем, так как ревностно оберегал покой своего начальника, решил не будить главу государства. Он сказал, что будет в Белом доме через полтора часа и надеется обнаружить на своем столе подробный, насколько это возможно, рапорт. Обещал ознакомиться с расписанием дня президента и устроить Смиту встречу с ним как можно раньше.

В три часа ночи Смит получил первоначальное заключение экспертов из Куантико. Около десятка людей оставило в коттедже отпечатки пальцев. В большинстве своем они принадлежали Уэстборну, Шарлотте Лейн, Холленд Тайло, Лэмонту Флемингу и тем двум агентам, что обыскивали коттедж, а потом несли охрану снаружи. Но кому принадлежит отпечаток одной ладони, установить не удалось.

Смит отложил заключение в сторону.

В четыре сорок пять фотофакс выдал первые крупноплановые снимки трупов и ран. Патолог больницы Джона Гопкинса присовокупил записку о характере порезов: они были однотипно рваными, следовательно, на лезвии ножа имелась зазубрина.

Смит ожидал и этого.

Он велел секретарше не соединять его ни с кем в течение пяти минут. Взял сообщения из Куантико и из больницы, положил их рядом на голом рабочем столе и стал читать оба. Он вглядывался в слова, покуда не извлек из них все, что возможно.