Вот и курган. Все та же тишина, никаких признаков жизни. Приткнувшись вплотную к кургану, стоит подбитый «тигр». Окопы пусты.
«Где же Буслаев? Где командир полка? Где люди, которые были вместе с ним на НП?» — спрашиваю я сам себя.
Эти же вопросы тревожат Рыжова и Муфеля.
— Ну и дела! Неужели отошли? — говорит Рыжов.
Всюду видны следы боя — сплошные черные воронки, а в них и около них неубранные трупы. Видимо, дело доходило до рукопашных схваток.
Открыв люк, я заглядываю в подбитый танк. Там тоже трупы. Забравшись внутрь, я извлекаю солдатские книжки. Убитые принадлежали танковой дивизии СС «Великая Германия».
Но где же живые?
Пытаемся продвинуться вперед, чтобы окончательно разобраться в том, что произошло здесь, но тут нас настигает группа разведчиков полка во главе с сержантом.
— Куда вы идете? Сюда нельзя! — тревожно шепчет сержант.
— Почему?
— Наших здесь нет. Вы идете прямо к противнику.
— Как же так? А где ваши?
— У нас никого не осталось.
— Где командир полка? Он ведь днем был здесь?
— Теперь он позади, в овраге. Нас выбили отсюда.
— А куда вы идете?
— В разведку. Мы чуть было не открыли по вас огонь — думали, гитлеровцы.
Я приказал сержанту занять оборону по скату кургана и прикрыть выдвижение на этот рубеж нашей артиллерии.
Пришлось возвратиться назад и разыскивать командира полка. Нашли мы его быстро, в том самом овраге, о котором говорил сержант.
Вместе с командиром полка находились несколько штабных офицеров и человек тридцать связистов, саперов и автоматчиков. Вот и вес, чем он располагал.
Выход танков на курган, где сидели Буслаев и командир полка, и прорыв противника в Днепровокаменке вынудили перенести управление в танкобезопасное место. Сначала с кургана ушел Буслаев, а вслед за ним и командир полка. Они правильно сделали, что отошли тогда в противотанковый район, но плохо, что не доложили об этом старшему начальнику.
— Забирайте учебный батальон стрелковой дивизии, — сказал я командиру полка, — и немедленно занимайте снова свой гребень, сами садитесь опять на курган и ни шагу назад. Поняли?
— Понял.
— Торопитесь! У кургана лежат ваши разведчики, а мы сейчас подтянем туда артиллерию и танки.
Около семи часов 15 октября гитлеровцы вновь попытались прорваться к Днепровокаменке и плавням. За волной танков и самоходок следовала пехота. Но на этот раз они были встречены стеной заградительного огня.
В 10 часов утра того же 15 октября совершилось то, чего мы с нетерпением ожидали и для чего с ожесточением дрались на плацдарме — после часовой артподготовки войска 37-й и 5-й гвардейской армий перешли в наступление.
В первый день наступления наша армия имела незначительный успех. 57-й стрелковый корпус прорвал передний край обороны, овладел опорным пунктом Незаможник и, преодолевая упорное огневое сопротивление противника и отражая контратаки его пехоты и танков, продвинулся вперед до двух километров.
82-й стрелковый корпус правым флангом (92-й гвардейской дивизией) вышел к роще на северной окраине Линовки, а левым (10-й воздушно-десантной дивизией) продолжал удерживать западные скаты высоты с пятью курганами.
В тот же вечер меня вызвали к командарму. Командный пункт армии переместился на правый берег и располагался в крутых скатах глубокой балки. Отвесные скалы сжимали и без того узкий проход.
У блиндажа командующего толпились офицеры и генералы. В ожидании очереди они курили и переговаривались.
Я вошел в блиндаж. Шарохин сидел за столиком. Водя по карте карандашом, он ставил задачу плотному генералу.
— Здравствуйте! Поздравляю! — сказал командарм, протягивая мне руку.
— С чем, товарищ командующий?
— Как с чем? — удивился он. — С успешным переходом в наступление. Кстати, познакомьтесь Это генерал Серюгин, я направляю его к вам в корпус.
— Командир 89-й гвардейской Белгородско-Харьковской стрелковой дивизии, — представился мне Серюгин. Командарм продолжал:
— Дивизия Серюгина за ночь выдвинется на северную окраину Калужино и с утра 16 октября начнет наступление из-за левого фланга воздушно-десантной дивизии Иванова, вдоль западных скатов высоты с пятью курганами. Задачу я ему уже поставил.
— Разрешите идти? — спросил Серюгин.
— Пожалуйста, — ответил командарм.
— Задержитесь у блиндажа и подождите меня, — сказал я комдиву.
— Извините, но я очень спешу, — ответил он и, обратившись снова к Шарохину, переспросил: — Можно?
— Идите, идите, — кивнул тот.
Поведение Серюгина мне не понравилось. Поступив в мое подчинение, он в то же время игнорировал меня как своего нового начальника. Его дивизия должна была выдвинуться ночью на незнакомый участок и с утра повести там наступление, а я за десять дней боев хорошо узнал на этом направлении и местность и противника. Мой совет, как лучше выполнить задачу, был бы Серюгину полезен.
На другой день мне пришлось поругать себя за то, что я не настоял в присутствии командарма на том, чтобы комдив подождал меня.