Дни гнева, дни любви

Зато я поняла, что должна немедленно отправиться в Тюильри. Королева, наверное, сейчас почти под арестом, но может быть, мне удастся к ней прорваться. К тому же я хотела знать, что сделают с Дюрфором. Ах, Господи, даже не с ним, а с его телом. Даже выговорить такое мне было трудно. Я стала подниматься с постели, и слезы все время срывались с моих ресниц и капали на рубашку.

– Куда же вы идете? – воскликнула Маргарита, угадав мое намерение. – Вы же совсем больны!

– Я не больна. Я просто упала в обморок. Теперь это прошло.

– Прошло? Да вы едва на ногах держитесь! Я сурово взглянула на нее.

– Маргарита, у меня нет времени слушать твои причитания. Ты можешь идти со мной, если хочешь, но, если пойдешь, то, ради Бога, молчи. У меня сейчас нет сил разговаривать.

Я кое-как, с трудом и помощью Маргариты натянула на себя платье, подобрала спутанные волосы. Заниматься своим туалетом больше пяти минут я была не в состоянии. Потом, чуть опираясь на руку горничной, я стала по лестнице спускаться в прихожую.

Раздался звонок, и Арсен пошел открывать дверь. Я тем временем спустилась вниз, очень надеясь, что этот новый посетитель не ко мне.

Вошел Франсуа.

– А, вы вернулись… – произнесла я равнодушно. – Сударь, я как раз хотела сказать вам…

Я осеклась, увидев выражение его лица. Оно было искажено яростью до такой степени, что казалось просто безобразным и отталкивающим. Я невольно попятилась. Что это с ним?

Я не успела ничего ни сообразить, ни сказать. Двумя широкими шагами он преодолел расстояние, разделявшее нас, и отвесил мне такую пощечину, что в углах прихожей отозвалось эхо Оглушенная, я упала на пол.

– Мерзкая лгунья! Лицемерка! Подлая шлюха!

Все это было так кошмарно, что я подумала, уж не сплю ли я. Но на верхних ступеньках лестницы стояла мадемуазель Валери и спокойно созерцала все происходящее, а Арсен на моих глазах сразу, едва Франсуа ударил меня, бросился на него сзади и скрутил его.

Маргарита с криком ужаса подбежала ко мне. Я подняла на нее погасшие глаза. Слишком расстроенная смертью Кристиана, я была не в силах воспринимать еще что-то близко к сердцу Даже то, что меня ударил этот гнусный человек прямо на глазах у слуг, меня не трогало и весьма мало возмущало.

– Вы отвратительная лживая женщина! – крикнул мне Франсуа. – Вы скомпрометировали меня, ославили на всю Францию! Вы смели за моей спиной устраивать заговоры в Тюильри! Черт возьми, с каким удовольствием я убил бы вас!

Я медленно, опираясь на руку Маргариты, поднялась, только сейчас ощутив боль и уяснив, до какой степени сильно он меня ударил. Губы у меня были разбиты. Именно боль и придала мне сил.

– Да? – холодно спросила я, прижимая к губам платок. – Вы убили бы меня? Так что бы вы предпочли? Зарезали бы меня? Задушили?

– Я бы вас четвертовал!

Он снова рванулся ко мне, багровый от ярости, и Арсен сильнее его стиснул в своих могучих объятиях.

– Браво, – сказала я с презрением, – ваши чувства к женщине, за счет которой вы жили целый год, заслуживают большого восхищения. Полагаю, нам больше не о чем говорить.

– Я найду способ поговорить не с тобой, а о тебе, когда тебя арестуют!

Я смотрела на него с отвращением и думала: вот, пожалуйста, он так ненавидит меня, а из меня ушла вся ненависть. Единственное, чего я хотела, – это не видеть его никогда.

– Меня арестуют? – спросила я холодно. – Не сомневаюсь, что вы со своей стороны сделали все, чтобы приблизить этот миг.

Арсен вопросительно посмотрел на меня.

– Мадам, да скажите же наконец, что с ним делать! Я его пока держу, но ведь он – наполовину испанец, а испанцы народ упрямый! Мало ли что он может выкинуть.

Я коснулась рукой своей щеки. Как же сильно он меня ударил, этот подонок, – так, будто бы бил мужчину… Во мне всколыхнулась такая ярость, что я гневно выкрикнула, обращаясь к лакею:

– Арсен, если ты стукнешь раза два его тупой головой о стену, а потом выкинешь его вон из дома, этого для него будет вполне достаточно!

Меня просто душили гнев и омерзение – я больше ни минуты не могла видеть этого смуглого лица, ставшего сейчас просто страшным. К тому же мне надо было заняться собой. От удара у меня до сих пор шумело в голове.

Дениза, хлопотавшая на кухне, сначала, как самое простое средство, предложила полотенце, смоченное водой, а потом приготовила уксусные примочки. Дети еще спали, и я попросила не говорить им, что я дома, – мне не хотелось, чтобы они видели меня в таком виде.

– Ах, Боже мой, пресвятая и пречистая! – причитала Маргарита, держа меня за руку. – Сколько живу, а такого видеть не приходилось. Чтобы какую-то даму из де ла Тремуйлей колотили как последнюю прачку в ее же собственном доме!

Снова раздался звонок в дверь.

– Опять! – сказала Маргарита, поднимаясь.

– Если это явился адмирал, пусть Арсен не открывает, – предупредила я. – И пусть скажет, что я позову полицию!

Я долго вслушивалась в звуки, долетавшие от двери, пытаясь выяснить, правильна ли была моя догадка, но ничего толком понять было нельзя. Тогда, прижимая к лицу полотенце, я пошла туда сама.