Дни гнева, дни любви

Дамас думал, не последовать ли сразу за ним, но, поразмыслив, решил повиноваться королю. Он еще надеялся дождаться Дандуана с его солдатами, но гонец доложил ему, что те арестованы в Сен-Менегу. В Клермоне тоже начиналось некоторое волнение. Жители бегали из дома в дом, в окнах показался свет, и из них высовывались головы. Дамас опасался набата и побежал к церкви, чтобы не допустить его.

Затем он приказал трубить сбор и пошел к себе, чтобы самому собраться. Дамас полагал, что пока все идет хорошо, не считая того, что Дандуан сидел под арестом, но для полутораста солдат, стоявших в Клермоне, это не представляло беспокойства.

За этими мыслями графа де Дамаса и застали чиновники местной мэрии. Они сообщили, что мэрии угодно, чтобы отряд в путь не выступал. Граф отвечал им, что нет такого закона, который позволял бы мэрии распоряжаться маршрутом войск. Тогда один из чиновников заявил:

– Милостивый государь, выступление вашего отряда, несомненно, идет вразрез с интересами Франции. А потому я именем нации объявляю вам, что вы арестованы.

– А я, господа, – отвечал граф, направив дула обоих своих пистолетов на чиновников, – я докладываю вам, что я ухожу!

Заперев чиновников у себя в комнате, Дамас мигом спустился вниз, желая только одного – исполнить приказ короля. Но на площади драгуны собирались вяло. Чиновники мэрии, выломавшие дверь и освободившиеся из плена, стали возбуждать народ, который собирался более быстро, чем драгуны. При малейшем своем движении Дамас замечал четыре или пять ружейных стволов, направленных на него, и это обстоятельство его беспокоило. Он скомандовал трогаться в путь, но никто не двинулся с места. Драгуны начали брататься с народом. Тогда он понял, что нечего было ожидать от этих людей. Он переглянулся с офицерами, и все они собрались вокруг него.

– Господа, – крикнул он, – солдаты изменяют королю. Я взываю теперь к дворянам. Кто мне верит, пусть идет со мной. В Варенн!

Он бросился на полном скаку вперед, и толпа расступилась. За ним последовали четыре офицера и шесть-семь преданных драгун.

Но спасти короля они уже не могли.

В полночь королевский экипаж был в Варенне. На мгновение задержавшись у городских ворот, беглецы увидели всадника, вихрем пронесшегося мимо. Это был Друэ. На ходу крикнув ямщикам, чтобы они не смели дальше ехать, он поскакал в город.

– Вперед! – приказал Дюрфор, сидевший на козлах. Ямщики не шевельнулись.

– Что же мы стоим на месте? – снова спросил Дюрфор.

– Потому что господин Друэ запретил ехать.

– Как это господин Друэ запретил? Король велит ехать, а господин Друэ запрещает… Так, значит, вы повинуетесь господину Друэ?

Охранники чуть не бросились на ямщиков с ножами, заявляя, что сами возьмут в руки вожжи, но королева, испугавшись, громким возгласом остановила их и пообещала каждому ямщику по пятьдесят золотых луидоров. Это подействовало, и карета снова поехала – правда, только до той вареннской улицы, где беглецов остановила толпа людей, собранная Друэ. Толпа эта готова была стрелять по первому же приказу своего командира. Королевские телохранители тоже были готовы к бою, хотя, без сомнения, потерпели бы поражение. Потасовка была остановлена тогда, когда явился прокурор Варенна Сосс и начал уже более мирные переговоры с путешественниками. У них потребовали паспорта. Беглецы очень долго искали их, пытаясь тянуть время и полагая, что за ними следом идет отряд Дамаса. Сосс взял документы и приказал отнести их для проверки в мэрию, а сам предложил пассажирам кареты на это время укрыться в его доме.

Выбора не было. Все отправились туда.

– О, Дамас, Дамас! – шептал король. – Только бы он подоспел раньше, чем мы доедем до этого проклятого дома!

Дамас не успел. Более того, два офицера, которые должны были защищать короля в Варенне, узнав о том, что случилось, бросились скакать за помощью к генералу Буйе – самому главному командиру, в распоряжении которого был очень большой отряд солдат – целых три полка, а также инфантерия и пушки. Таким образом, в Варенне вообще никого из роялистов не осталось.

Пока королевское семейство и его приближенные размещались в темной комнате дома гражданина Cocca, пока король требовал себе еды, а потом ужинал, в мэрии проверяли паспорта. Мэр заявил, что они подлинные, чем удивил всех присутствующих. Друэ, подскочив к столу, принялся стучать кулаком и кричать: «Это король и его семья, если вы дадите им уйти, вы будете повешены». Вокруг дома Cocca собиралась толпа, зазвучал набат, и каждый любопытный хотел взглянуть на пойманного короля. Пленникам оставалось ждать гусар и тянуть время.

Дофин и принцесса, уставшие, спали. Мария Антуанетта, не в силах выносить столько направленных на нее любопытных взглядов, закрыла лицо вуалью. Все молчали, с ужасом поглядывая на часы.