Дни и ночи "Элизиума"

Самый старший среди своих однокашников, Тео обычно проявлял наибольшую изобретательность. В день рождения его двоюродного брата датчанку подвесили к деревянной балке под потолком, обвязав ее веревкой за талию и продев две петли под коленями, так что ей, чтобы сохранять равновесие, приходилось держаться за веревку руками. Эта поза искажала от природы изящные контуры ее гениталий: пухлые половые губы выворачивались наружу, а ягодицы напоминали половинки разрезанной дыни — к вящему восторгу ее юных воздыхателей. Внизу предусмотрительно поставили грубо сколоченный дубовый стол, на который в порядке очередности забирался один из компании, чтобы исполнить свою миссию, при этом вращая ноги девушки, как лопасти пропеллера, дабы усилить чувствительность пениса, тонувшего в божественном водовороте ее влагалища или ануса. По случаю дня рождения любвеобильный кузен Тео опробовал и то и другое. Впоследствии он еще не раз возвращался к этому занятию, не в силах оставить без участия слезные мольбы женщины о «наказании».

Однако фантазии Тео намного превосходили потребности его младших товарищей. Втайне от них он время от времени навещал светловолосую пленницу. Он продолжал предаваться обычным плотским утехам, однако воображение его все более пленяли сочные прелести между ее бедер, особенно чарующе розовый трепещущий язычок. Тео, к которому, как повелось с детства, все друзья обращались за советом и защитой, оттого, видимо, был мудр не по годам, поскольку давно подозревал, что этот шелковистый отросток имел иное предназначение, чем служить предметом забавы неумелых юнцов, теребивших и дергавших его смеха ради. Боже, как ему хотелось сомкнуть вокруг него свои губы!

И наконец это произошло. Однажды утром Тео под вымышленным предлогом отослал двух своих друзей в деревню, рассудив, что они будут отсутствовать не меньше часа. Обнаженное тело Моники было уже подготовлено к экзекуциям. Подвешенная к деревянной балке, она ожидала появления гостей, что уже стало ежедневным ритуалом. Тео несколько минут молча взирал на ее тело, распятое в нелепой позе. Мягкий бугорок, словно почувствовав его пристальный взгляд, дрогнул и вынырнул из пушистых подушечек половых губ. Тео был более не в силах сдерживаться. Упав на колени, он взял его в рот — сперва робко, привыкая к незнакомому вкусу и новым ощущениям. Хрупкость и нежность клитора ошеломила Тео — настолько, что он испытал непреодолимое садистское желание укусить его. И он сделал это — сначала осторожно, потом с большим неистовством. Каждый раз, когда острые крепкие зубы впивались в беззащитную плоть, Моника поджимала ягодицы, словно желая сомкнуть зияющую щель влагалища; пальцы связанных рук в сладкой истоме зарывались в курчавые пряди волос молодого рыбака. Во рту ее не было кляпа, так что она могла закричать, попросить Тео, чтобы он прекратил истязания. И все же она молчала, напротив, в немой мольбе подставляя Тео раздвинутые ягодицы. Он с готовностью внял ее просьбе, грубо вставив три пальца в трепещущий анус. Заскорузлые суставы, извиваясь, глубоко проникали в задний проход, обломанные ногти ранили эластичную кожицу. Тео нетерпеливо облизал губы: язык его отдохнул и теперь был готов вновь исследовать сочные прелести Моники, ощутить шелковистую гладь сладкого отростка ее клитора. Повинуясь своим инстинктам, Тео достиг вершин в сексуальной изощренности, ибо, даря боль и наслаждение, он за короткое время приобрел куда большие навыки, чем мужчина вдвое старше мог приобрести за всю свою жизнь.

Во время этих тайных свиданий с Тео у Моники были всегда завязаны глаза. И все же она знала, чей рот доводил ее до экстаза, и она любила его за это, поскольку его ласки — пусть грубые и неумелые — чем-то напоминали ей Андре. Когда Тео принимал щедрую дозу того, что он именовал своим «аперитивом», Моника вновь становилась общей рабыней, достоянием всей компании, однако никто из товарищей Тео не мог сравниться с ним в изобретательности, ограничиваясь вторжением в анус и влагалище пленницы, уже увлажненные языком предводителя.

Моника ни разу не пожаловалась ни на то, что ей приходилось ежедневно обслуживать такое количество молодых пенисов, ни на условия, в которых ее содержали. В этой примитивной, грубой среде она наконец-то обрела то, о чем мечтала всю жизнь.

***