Дни и ночи «Элизиума»

Поскольку пенис его задень неоднократно побывал в анусах нескольких клиенток, массажист мог сохранять эрекцию достаточно долго, продлевая наслаждение, и Моника, приглушенно постанывая, просила его взять ее еще раз. Ей хотелось быть наказанной; она признавалась, что была очень непослушной девочкой, потому что вечером в сауне плохо вела себя с одной из прислужниц. (Датчанка питала симпатии к Франсуазе, самой миловидной девушке из персонала санатория, и любила ублажать ее языком.) Поэтому, говорила она, Андре должен ее наказать. Он грубо всаживал свой пенис в ее разработанный зад, и хриплые стоны Моники пробуждали в нем адское желание пронзить насквозь ее хрупкую плоть эбонитовой твердью органа.

Любой, кто просмотрел бы эту видеопленку, — а желающих нашлось бы немало, — не смог бы остаться равнодушным при виде лоснящегося черного пениса Андре, впивающегося в нежный розовый бутон Моники. Даже женщины, наблюдавшие мгновения чужого экстаза, в душе мнили себя героинями подобных сцен. Брат же доктора Бронски, прокручивая эти кадры, просто изнывал от вожделения.

Внезапно ему в голову пришла одна идея. Не довольный своим жизненным жребием, Томас решил самовольно расширить круг своих обязанностей. Поскольку его никто особенно не контролировал, он надумал устроить себе небольшой перерыв, ненадолго отлучившись из пропахшей спермой комнатушки, где проводил практически весь день. Утром в двери бунгало Моники появилась коряво нацарапанная записка, подписанная именем Андре. Томас не сомневался, что девушка ни разу не видела почерка массажиста и не догадалась бы, что автором послания был другой человек. В этот день на тот час, когда Моника обычно посещала сеансы Андре, было запланировано общее собрание персонала. Дабы девушку не постигло разочарование, Томас счел своим святым долгом подменить массажиста.

Заботясь, чтобы все прошло безупречно, Томас на всякий случай захватил с собой дополнительный моток веревки, поскольку одного было бы недостаточно для осуществления того, что он запланировал на этот вечер. К его приходу дверь бунгало Моники, как он и ожидал, была не заперта, и, войдя в ее спальню, на арену сексуальных игрищ, он застал девушку в той же позе, какую множество раз наблюдал на экране монитора. Она лежала на просторном мягком ложе, хрупкая и прелестная в своей наготе; гладкие бледные ягодицы подрагивали в предвкушении предстоящего наслаждения. Серо-голубые глаза были завязаны шелковым шарфом. Опасаясь, что от перевозбуждения не продержится и минуты, Томас, прежде чем подойти к ее кровати, рукой удовлетворил себя, извергнув накопившееся семя. Лаская взглядом послушное тело Моники, он уже не сомневался, что устроит хорошее шоу. Он выдернул веревку из-под ее пальцев и связал ей запястья, как обычно делал Андре, конец веревки прикрепив к изголовью кровати на случай, если вдруг девушка почувствует, что входящий в нее пенис формой не похож на конический орган массажиста, и попытается снять повязку с глаз.

Томас не спешил, понимая, что это его первый и, наверное, последний шанс развлечься с Моникой. Несколько минут он кончиками пальцев гладил ее шелковистую кожу, с наслаждением вдыхая ее аромат, становившийся все отчетливее от его прикосновений. Ни разу в жизни он не обладал женщиной столь ослепительной красоты, и ему до безумия хотелось опробовать все три ее отверстия. Но время шло, и нетерпеливые возгласы Моники, молящей о наказании, побудили Томаса перейти к более решительным действиям. Ее мольбы стали настолько настойчивыми, что он был вынужден приложить ее ремнем, чтобы утихомирить, опасаясь, что на крики прибежит гостья из соседнего бунгало посмотреть, что происходит. К его удивлению, Моника, казалось, получила удовольствие от удара ремнем — она приподняла ягодицы, так что стал виден вибрирующий розовый бутон ее ануса с темной щелью влагалища меж пухлых половых губ.

В приливе возбуждения Томас потянулся к веревке, которую приготовил специально для этой встречи, утром сходив за ней на маленький причал на другом конце острова. Он все еще ощущал соленый привкус моря на губах. Веревка была грубее и шершавее той, что обвивала запястья девушки. Ее использовали для швартовки лодок. Хотя Томас сперва намеревался связать этой веревкой щиколотки датчанки, она вполне могла сгодиться и для другой цели. Томас поставил Монику на колени, опустив ее голову на подушку. Вздернутые ягодицы, покрасневшие от ремня, раскрылись в ожидании «наказания». Розовая ямочка между ними весело подрагивала, словно поддразнивая Томаса.

Сердце билось так часто, что Томас едва стоял на ногах. Он распустил моток наполовину, а второй конец веревки обмотал вокруг кисти и, замахнувшись, с хриплым возгласом хлестнул Монику промеж ягодиц. Девушка вздрогнула от неожиданности. С завязанными глазами она не могла видеть, что происходит. Однако когда веревка вновь хлестко прошлась по коже, оставляя багровый рубец, она, казалось, успокоилась и твердо держала позу.