Дни яблок

Annotation

Лесик (с ним знакомы те, кто читал «Случайному гостю», первый роман Алексея Гедеонова) стал старше. Ему пятнадцать. Он развил способности — свой дар, но пользуется им не всегда во благо, а ради выгоды, что наказуемо. В остальном — это обычный подросток: прогуливает школу, читает, ходит в кино, влюбляется, выясняет отношения с окружающими, с родственниками и с волшебным миром в придачу.

Изменилось и место действия — это легко узнаваемая древняя столица. Город, где сплелись исторические и мифологические сюжеты, автором реконструированные, воссозданные, а порой и созданные вновь. Мифы — нордический, языческий, христианский — сплетаются в романе и отражаются в судьбах его героев.

Время действия — осень 1987 года, когда всё ещё по-старому только внешне.

Будет занятно, весело и немного страшно — даже интересно, чем всё закончится…

Алексей Гедеонов

A.D. 1987

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

80

81

82

83

84

85

86

87

88

89

90

91

92

93

94

95

96

97

98

99

100

101

102

103

104

105

106

107

108

109

110

111

112

113

114

115

116

117

118

119

120

121

122

123

124

125

126

127

128

129

130

131

132

133

134

135

136

137

138

139

140

141

142

143

144

145

146

147

148

149

150

151

152

153

154

155

156

157

158

159

160

161

162

163

164

165

166

167

168

169

170

171

172

173

174

175

176

177

178

179

180

181

182

183

184

185

186

187

188

189

190

191

192

193

194

195

196

197

198

199

200

201

202

203

204

205

206

207

208

209

Алексей Гедеонов

Дни яблок

Конец теплу.

Еда из яблок.

Кто выйдет с нами поиграть?

Все мы странствуем поневоле. Как беглецы, как беженцы.

Покуда легок шаг — мы живы. Спешим спасаясь, спим вполглаза, едим не досыта, не знаем устоев, притворяемся, нарушаем и не верим.

Мы слушаем ветер. Читаем знаки. И отводим взгляд — чужой, особо пристальный, недобрый. Ведь что угодно может быть.

Мы являемся на свет с врождённой любовью к безделицам и барахолкам, умеем выторговать даже у судьбы — хоть ненадолго. Лишнего не просим, говорим, что знаем или половину правды — ведь все шутки из рая, и даже насмешки, если не со зла.

Люди повсюду желают знать — и спрашивают… Верят ответам, боятся их, считают нас опасными, смешными или убивают, когда всерьёз.

Нам снятся пожары и отступления, мы быстро собираем скарб и уходим, не оглядываясь. Прочь от знания и Дара. Травы и сосны вдоль дорог приветливы к нам, и путь не страшен, но рано или поздно всё возвращается на старый круг — от снов не спрячешься, от себя не сбежишь.

Мы не кочевники, не иноверцы, не инородцы — мы беглецы. Это у нас в крови.

Милосердная Матерь Божия Остробрамская, Радетельница странных, помилуй нас.

A.D. 1987

Она дожидалась меня в подъезде. На площадке, у окна, уткнувшись лбом в пыльное стекло. В очередной раз я пожалел, что чёрного хода в доме больше нет, давным-давно, ещё с войны.

Она была похожа на всех остальных — серое лицо, тусклый взгляд, растрёпанные волосы, нервно подрагивающие руки.

— Ты, — сказала она мне, оторвавшись от созерцания облетающего садика за окнами, — ты Саша? Из тридцатой школы, за базаром? Колдун, да? — И она ухватила меня за куртку.

— Допустим, Саша, — ответил я ей, — и школа тридцатая. Всё остальное немного не так. Дайте пройти.

— Я от Фаины Борисовны. Ты должен мне помочь, — продолжила она. — Он за мной ходит.

Я помолчал. Она поправила волосы, судорожно вздохнула и прошептала:

— Ходит за мной. Зовёт. Плачет. Я не сплю, мучаюсь, седуксен пью — только хуже стало. Фая Борисовна говорит — ты в силах что-то с таким сделать. Помоги. Я хорошо заплачу.

— Ну, ладно, — сказал я, — пойдёмте…

Мы поднялись на один пролёт вверх, домой, я открыл первую дверь, вторую — по ногам здорово сквозило. Сам по себе коротко тренькнул дверной звонок. У меня начало ломить запястье. Где-то рядом обретался призрак, неупокоенная душа, игош^[1], суть.

— Проходите, — сказал я женщине. — Прямо по коридору, там увидите, кухня. Садитесь на стул с круглой спинкой. Ничего не трогайте…

Я зашёл на кухню вторым. Уж очень меня беспокоили двери, входные.

Женщина сидела прямо, словно палку проглотила, серая пелена отчаяния укутывала её так плотно, что черты лица выглядели смазанными. Я обошёл стол и уселся напротив гостьи.

— Спрашивайте, — сказал я.

— Что мне делать? — встрепенулась женщина и сразу как-то обмякла. — Что с этим делать?

— Неправильный вопрос, — хмуро сказал я. — Подумайте ещё.

— Чего он хочет? Чего? — отчаянно зашептала женщина. — Боюся, что… — И она заплакала, крупными такими слезами, совершенно пыльного цвета.

Я подождал, посмотрел за спину тётки, глянул в окно — через час в «Лире» киношка.

— … Снится каждую ночь, — продолжала женщина, — и зовёт, и плачет: «Мама, — говорит. — Тут так темно! Забери меня, мама!» Не могу больше. Раз в два дня к нему бегаю, шоколадки любимые его ношу, цветочки посадила, барвинок, попа звала — не помогает ничего… Всё снится. Зовёт и плачет. Сердце разрывается…