Читаем Дни испытаний полностью

Нина молчала. Она знала, что, несмотря на подчеркнутую независимость, Галя ждет, чтобы она сказала хоть одно слово, помогла ей этим словом. Но Нине не понравилось, как Галя начала разговор. Почему она подчеркивает, что она — комсорг? И главное — заболел Гриша. Нина не решилась отвести его в детский сад, и он лежал теперь дома под не очень-то надежным присмотром Любови Ивановны.

Нина молчала.

Галя разозлилась. Но все-таки, сдерживая себя, начала мягко:

— Понимаешь, Нина, пока был Юрий Филиппович, мы ни за что не беспокоились…

Галя чуть приостановилась, опять как бы ожидая, что спросит или скажет Нина. Нина молчала.

— И кроме того… Ты была ученицей. Мы не знали, будешь ли ты у нас работать. А теперь, поскольку ты в нашем коллективе…

— Я польщена, — вымолвила, наконец, Нина.

— Ты… ты этот тон оставь, — вспылила Галя. — Мы ее жалеем, а она…

— Что-о?

Нина смотрела насмешливо, презрительно.

— Тебя жалеем, вот что!

— А вы не жалейте, — резко сказала Нина. — И не сильно задавайтесь. Подумаешь, нужны вы мне!

— Знаю, что тебе никто не нужен. Гордячка!

Обе сердито замолчали. У самых дверей магазина Галя сказала:

— Обволакивают тебя, дуру, а ты не видишь. Спохватишься, да поздно будет.

— Ниночка! А халатик-то у тебя помятый. В таком к покупателям выходить неудобно. Погоди-ка, у меня для тебя запасной есть, — услышала Нина через минуту.

«Обволакивает, действительно обволакивает», — внутренне вздрогнула она. Покорно взяла у заведующей халат: «Спасибо, Алла Петровна».

— Ниночка, счеты вот эти возьми, они удобнее.

— Спасибо, Алла Петровна.

— Волосы поправь, чтобы не выбивались из-под шапочки. За тобой ведь не посмотри…

Нина бессильно трепетала в липкой паутине мелких услуг и одолжений. И по-прежнему, отпуская покупателей, она чувствовала на себе приклеенный взгляд Аллы Петровны, и по-прежнему заведующая, появляясь словно откуда-то из-под прилавка, заставляла Нину внутренне вздрагивать.

Зато работа теперь спорилась у нее без лишней суеты.

Алла Петровна приметила это.

— Пошло у тебя дело. Пошло. Только…

— Что, Алла Петровна?

— В обед потолкуем, Ниночка. Надо потолковать.

В обед Нина думала съездить домой, посмотреть, как Гриша. До дому было неблизко, она хотела нанять такси. Но так ничего и не сказала Алле Петровне. «Она, конечно, отпустит, сделает еще одно одолжение».

В обеденный перерыв Нина застала Аллу Петровну рассерженной. Она отчитывала уборщицу.

— Как же ты могла уйти на два часа раньше? И никому ни слова. Порядок-то какой-нибудь нужно соблюдать.

Когда уборщица вышла, Алла Петровна успокоилась:

— Зря я разволновалась. Такова жизнь. Каждый к себе тянет. А уборщице нечего взять, так она время ворует.

Алла Петровна разлила в стаканы дымящийся кофе.

— Ну вот, ты начинаешь торговать. Начинаешь. Теперь надо думать, Ниночка.

— О чем, Алла Петровна?

— Думать надо, как бы не проторговаться.

— Я слежу и за деньгами, и за весами. Точно…

— В том-то и дело, что точно, — перебила Алла Петровна, улыбаясь вялыми губами. — В том-то и дело! Да ты кушай, кушай. Что это ты все с маслом бутерброды то носишь? Не надоели они тебе? Вот колбасу бери. Угощайся.

Нине сильно не по себе. Хотя Алла Петровна не сказала еще ничего особенного, Нина, чувствует, что в этом разговоре будет что-то недостойное, постыдное, что-то такое, к чему она никогда в жизни не прикасалась. Нина резко отодвинула чашку.

— Я не понимаю…

— Сейчас объясню, все объясню, Ниночка, — намеренно не замечая ее жеста, продолжает Алла Петровна. — Неприятный разговор, а надо тебя предупредить, пока ты работать начинаешь. А то как бы потом поздно не было. Что такое естественная убыль продовольственных товаров, ты теперь знаешь. Недаром, экзамен на продавца сдала.

— Конечно знаю. Всякая там усушка, утруска и прочее.

— Усушка, утруска… А вот ты точнехонько вешаешь Как думаешь покрывать?

— Есть нормы естественной убыли.

— Нормы-то нормы. А вот если они не покроют убыли, нормы-то? К примеру, естественная убыль считается две десятых процента, а на деле целый процент потеряешь.

— Почему?

— Да хотя бы потому, что нормы-то у нас соблюсти не так просто. И температура нужна определенная и другие условия…

— Как же тогда? — растерянно спросила Нина.

— А уж тогда, милая, если не хватит — плати из своей зарплаты. Если ее, конечно, достанет, зарплаты-то…

— И… и часто это бывает? — спросила Нина, невольно подумав о том, что деньги у нее кончаются, и она должна Любови Ивановне, и надо получше кормить Гришу. И еще копить ему на зимнюю шубку.

— Бывает, — неопределенно ответила заведующая. — Только люди не допускают. Натягивают…

— Как натягивают?

— А по-разному. По-разному.

Алла Петровна понизила голос и перешла на свой излюбленный сообщнический тон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Советская классическая проза / Культурология
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези