- Не дурите! Вы - человек военный. Я и этот доктор - ваши начальники. Вы обязаны нам безоговорочно подчиняться. Мы желаем вам добра и спорить с нами бессмысленно! - Считая, что разговор окончен, он повернулся и перед тем, как выйти, бросил в сторону сестры: - Готовьтесь к ампутации!..
- Послушай, Юрий! - обратился раненый к оставшемуся Ветрову. - Ты же понимаешь... Этого нельзя!.. Понимаешь?.. Это... это... - он не докончил и закашлялся, морщась от нестерпимой боли. Успокоившись, он с каким-то отчаянием смотрел ему в глаза, надеясь отыскать в них что-нибудь спасительное.
Ветров попытался его успокоить. Он сказал, что волноваться рано, что это только предварительный осмотр и что, безусловно, будет сделано все, чтобы сохранить ногу. Но, говоря, он чувствовал себя неуверенно, и Ростовцев уловил в его голосе этот оттенок. Внезапно он упрямо сжал губы и отвернулся, молча думая о чем-то своем. Ветрову показалось, что он не верит ни единому его слову. Оборвав следующую фразу, он махнул рукой и вышел вслед за Михайловым. В ординаторской он застал его натягивающим шинель. Небрежно брошенный халат лежал рядом на стуле.
- Лев Аркадьевич, - обратился он, подходя к нему, - мне хотелось бы поговорить с вами. Вы не очень торопитесь?
Михайлов, застегиваясь, повернулся и недовольно сказал:
- Я хочу спать. Поговорим утром...
- Но это срочный разговор. Он касается больного, которого мы только что осматривали. Я хочу выяснить, как поступать с ним дальше.
Михайлов сердито сдвинул брови:
- Я не люблю повторяться, - произнес он. - Я уже сказал. Делайте ампутацию. О чем беседовать, если это единственное, что может его спасти. Доказать ему это я предоставляю вам. Если выживет - сам потом спасибо скажет... Всего хорошего... - он сделал шаг к двери.
Ветров почтительно, но твердо загородил ему дорогу.
- Простите, Лев Аркадьевич, но так ли необходима эта мера?
- Если бы этот вопрос задала мне невеста этого... как его... Ростовцева, то я бы стал ей объяснять. Но вы же - врач и человек, кажется, неглупый. Вы сами должны видеть.
- В том-то и дело, что я не вижу, - осторожно возразил Ветров. - Не вижу необходимости спешить.
Густые брови Михайлова сошлись у переносицы.
- Кажется, мне не удастся сегодня уйти до утра. Ну, хорошо, сядем... - расстегивая пуговицы шинели, он подошел к стулу, на котором лежал халат, отшвырнул его на кровать и размашисто уселся. - Что вы от меня хотите?
- Я ничего не хочу от вас, Лев Аркадьевич, - сказал Ветров, отходя от двери. - Я хочу взвесить и обсудить положение вместе с вами, как со старшим товарищем и руководителем. Вы подозреваете у больного...
- Газовую гангрену, - докончил Михайлов за него, картавя сильнее обычного. Раздражаясь, он переставал следить за своим произношением, и звук «р» у него не получался совершенно. - Да, я предполагаю у больного начало газовой гангрены и поэтому единственным выходом считаю ампутацию. Девяносто шансов из ста за то, что он умрет, если ее не сделать!
- Но остаются еще десять, - возразил Ветров, почему-то радуясь. - Почему бы не бороться за них?
- Потому, что завтра их станет меньше! Через сутки положение может измениться настолько, что даже и ампутация будет бесполезной.
- То, что будет через сутки, предполагать трудно!
- Когда вы проработаете пятнадцать лет и увидите столько случаев, сколько видел я, то и вы станете предполагать так же. А сейчас вы слишком молоды...
Начиная нервничать, Ветров сдержался. Меньше всего ему хотелось переносить спор на личную почву.
- Лев Аркадьевич, - сказал он, - я очень уважаю вас и ценю вашу опытность. Однако, мне кажется, что в данном случае можно использовать менее радикальные средства. Показания для ампутации при газовой гангрене, если даже мы и имеем дело с ней в данном случае, не являются абсолютными. Больной молод, организм его крепок, состояние, по-моему, не настолько безнадежное.
- А температуру в сорок градусов вы забыли? А смертность в шестьдесят процентов для вас не показатель? Загляните лучше в учебник!
- Простите, Лев Аркадьевич... Во-первых, температура только тридцать девять и семь, во-вторых, она могла повыситься от транспортировки больного, и, наконец, в-третьих, я знаю учебник. Такую высокую смертность дают тяжелые формы. В более легких - предсказание более благоприятно. Кроме того, ранение больного только подозрительно на газовую инфекцию! Нельзя сейчас же сказать точно, что мы именно с ней имеем дело. Нельзя делать заключение на основании одних только пятен при отсутствии иных, более кардинальных симптомов...
- Завтра они появятся! - бросил Михайлов.
- Но сегодня их нет! - возразил Ветров.
- Когда они будут, станет поздно!
- Но когда их нет, делать ампутацию - значит перестраховывать себя!
Лицо Михайлова побагровело. Выпуклые глаза со злостью уперлись в собеседника. Он едва сдерживал гнев.
- Хорошо. Итак, я - перестраховщик! - произнес он ледяным голосом. - Хорошо. Что же предлагаете вы?