Дни испытаний

Погода испортилась, и улица встретила его сыростью. Шел мелкий осенний дождь. Асфальт сделался мокрым, и в нем отражались огни белых электрических фонарей. Сырость пропитывала воздух, и зонтики, под которыми скрывались прохожие, от нее не спасали. Мельчайшие капельки воды дождевою пылью забирались всюду — и под одежду, и под фуражку.

Ветров поднял воротник плаща и шагнул со ступенек на тротуар. В это время кто–то дотронулся до его плеча, и чей–то знакомый голос произнес:

— А я уж думал, что пропустил вас, дорогуша!

Из–под кепки выглянула тоненькая проволочная оправа стариковских очков.

— Иван Иванович!.. Вы?..

— Я, дорогуша, конечно, я, — кому же больше?..

В мутном свете фонаря Ветров различил совсем седую знакомую бородку. Она была влажной. Капельки воды были и на его коже, и на носу, а кепка с нависшим вперед верхом казалась отяжелевшей.

— Почему вы здесь? — спросил Ветров, дотрагиваясь до его пальто. — Батюшки, да вы весь промокли!..

— Нет, дорогуша, нет. Это вам… кажется, — отвечал он, и Ветров заметил, что его голова трясется. — Это, конечно, кажется. Я же… прятался. Я стоял в сторонке… вот здесь. Здесь не мочит. Я укрывался.

— Да зачем же вы стояли?

— А вас ждал… Ждал, когда выйдете… А вы и не шли. Я уже и подумал, что… пропустил вас… Все прошли, а вас и нет. Хотел было домой ехать… С глазами–то у меня хуже теперь. Плохо они видеть стали… А вы и не шли… — Он говорил, временами останавливаясь и повторяясь.

Ветров подумал, что это либо от волнения, либо от холода.

— Зачем же вы ждали меня? — спросил он.

— А как же?.. А как же мне было не ждать?.. Я сейчас недалеко, под Москвой работаю. Узнал, что будет съезд, и решил, что уж вы–то, дорогуша, обязательно там будете. И приехал… Приехал, чтобы свидеться. Не вытерпел. Ну, дайте я на вас погляжу… — Он бережно повернул его к свету, вгляделся и удовлетворенно закачал головой: — Хорош, хорош, такой, как и прежде… Да вас мочит, — спохватился он. — Еще простудитесь. Идите–ка на мое место…

— Ах, Иван Иванович, дорогой вы мой! — не выдержал Ветров, обнимая от всей души старика и не замечая холодной мокрой материи, которой коснулись его руки. Он представил, как, сутулясь и прячась в воротник пальто, стоял Иван Иванович под дождем и с тревогой выискивал его фигуру среди выходящих людей. Он представил, как вглядывался он в них своими ослабевшими глазами и сколько горькой обиды испытал, когда все уже прошли, а тот, которого он ждал, не появлялся. И чувство благодарности за эту старческую любовь заполнило Ветрова. — Да ведь вас самих мочит, — с теплой укоризной сказал он и, настойчиво взяв Воронова под руку, повел по улице: — Пойдемте ко мне в номер. Там и побеседуем…

Иван Иванович старался идти в ногу и бодрился. Не обращая внимания на погоду, он все говорил и говорил, радуясь встрече и тому, что угадал, где нужно было искать Ветрова. Он даже старался забежать чуть–чуть вперед, чтобы, оборачиваясь на ходу, лучше видеть спутника.

По дороге Ветров рассказывал ему о своем докладе. Услышав о его успехе, старик, сверх ожидания, нисколько не удивился. Он только удовлетворенно кивал головой и иногда вставлял свои замечания в бессознательной уверенности, что это было в порядке вещей и что иначе быть никак не могло, раз за это взялся Ветров. У перекрестка он неожиданно остановился.

— Знаете, дорогуша, — нерешительно попросил он: — поедемте лучше ко мне. Сядем в электричку и через полчаса доедем. Чайку согреем, поговорим. У меня и переночуете. А?.. Уважьте старика!..

В его тоне Ветров уловил столько просьбы, что обидеть отказом не решился.

— Что ж, поедем, — согласился он. — Посмотрю, как вы живете. Тем более, что скоро опять друг к другу в гости ходить будем… — Он рассказал Ивану Ивановичу о предложении, которое сделал ему профессор.

Иван Иванович обрадовался этой новости. Мысль, что они снова будут встречаться, не давала ему покоя до самого вокзала. Он развивал ее все время, пока они ехали в метро и затем поднимались наверх.

У выхода он попросил Ветрова подождать, отведя его в защищенное от дождя место, а сам, быстро семеня, побежал по мокрому асфальту в сторону пригородных билетных касс.

Ветров взглянул на часы. С трудом он различил стрелки — они показывали четверть двенадцатого.

«Значит, заседание кончилось раньше одиннадцати», — почему–то подумал он и вдруг вспомнил, что как раз в это время Ростовцев еще вчера просил его послушать радиопередачу.