Дни испытаний

— Темно там, товарищ лейтенант. У меня вот свечка завалялась — возьмите, — предложил Антонов, протягивая огарок. — Ужин сейчас разогрею. Я на вас котелок захватил. Сегодня суп расчудесный, со свиной тушенкой… — он взял котелок, поставил в печь и возвратился к своему окну. — Чудной народ, — ворчливо продолжал он, приколачивая фанеру, — сами уехали и окна все повыбивали. Не думали, что они нам понадобятся.

— А ты, небось, думал, что они перину тебе приготовят? — отозвался чей–то рассудительный голос из комнаты. — Может, ждал киоска с квасом и модной барышней?

Борис узнал Ковалева.

— Перину не надо. А зачем окна бить?

— Не нарочно, видимо, — сказал Ковалев. — Люди спешили, а второпях чего не сделаешь. — Помолчав, он продолжал: — Здесь условия необычные. И война здесь особенная. Я говорил тут с одним железнодорожником. Он рассказывает, что иногда финны на лыжах проходят к нам в тыл километров на пятьдесят. Мину поставят, навредят и уйдут. Поди их потом догоняй… Но наши пограничники молодцы. Они здесь приспособились и разгадывают всякие финские штучки. Рассказывают, в одном месте они нажали на них здорово. На финнов, то–есть. Те отошли. Они за ними на лыжах двинули. Только шли не по лыжне, потому что лыжню они, черти, обязательно минируют, когда отходят, а рядом. Но когда финн удирает, его догнать трудно. Как ребята ни жали, а настигнуть их не сумели. И видят — землянка, и дверь у ней приотворена гостеприимно так. Ребята завязали за ручку веревку, отошли подальше за сосны и потянули… Ничего! Открыли дверь настежь. Взрыва нет. В чем дело, думают? Они уж заранее знали, что раз финны здесь побывали, то что–нибудь да приготовили… Осторожно вошли в землянку… Ни звука. Видят, на полке сбоку лежат пачки галет, и одна из них раскрыта. Один потянул, было, руку, чтобы взять, да его во–время остановили. Осмотрели галеты — оказалось, что к одной пачке привязана нитка. Пошли по ниточке — а под полкой мина заложена… Вот ведь что выдумывают!

Ковалев смолк.

— Товарищ лейтенант, суп разогрелся, — доложил Антонов, посмотрев в печку.

В избушке стало заметно теплее. Борис начал отогреваться. Он снял шинель, расстелил ее, чтобы было мягче сидеть, и принял от Антонова дымившийся котелок. Зажигая свечку, он пригласил Ковалева поужинать, но тот отказался, говоря, что сыт. Расположившись поудобнее, он принялся за еду. Горячая жидкость приятно обжигала рот, и теплота разливалась по всему телу. Ему показалось, что такой вкусной пищи он не пробовал никогда. Поужинав, он напомнил Антонову о смене часовых, потушил огарок, бережно его припрятал и вытянулся на печке.

Это было большим наслаждением — чувствовать, как ровная горячая поверхность жгла спину. Замирая от удовольствия, он закрыл глаза. Стало совсем тихо. Только кто–то внизу сладко посапывал во сне, да неизвестно откуда появившийся сверчок, отогревшись, затянул свое монотонное скрипенье.

Ростовцев заворочался на печке. Кирпичи накаливались сильнее и ему уже пришлось сложить шинель вдвое, чтобы было не так жарко. Снизу громким шопотом Ковалев спросил его:

— Не спите, товарищ лейтенант?

— Не сплю. Жарко стало…

— А внизу немножко прохватывает.

— Так идите ко мне, — предложил Борис, — места здесь хватит.

Ковалев поднялся и забрался на печку. Он устроился у стенки, подложив под голову захваченный вещевой мешок.

— Истинный рай, — сказал он. — Кабы разрешили мне завтра со всеми двинуться на позиции, так я бы сейчас совсем был счастлив… Только не разрешат. Придется нам с вами на этом полустанке киснуть.

— Зато на печке будем греться, — пошутил Борис печально.

— Знаете, товарищ лейтенант, о чем я вас попрошу? — горячо зашептал Ковалев после некоторой паузы. — Доложите завтра начштабу, что я ничего не понимаю в хозяйственных делах, что я, мол, здесь ни к чему, что, мол, растаскаю все запасы и водку выпью, которая через нас пойдет, что… Ну, в общем, раскритикуйте меня покрепче и попросите вместо меня кого–нибудь другого. А меня чтоб на передовую направили. Как бы я был вам благодарен!

Бориса не очень удивила эта просьба. Он видел, как Ковалеву хочется настоящего дела, и, может быть, попытался бы удовлетворить ее, если бы не знал заранее, что из этого ничего не выйдет. Он чувствовал, что Ковалева дали в его распоряжение как опытного командира, способного помочь в трудную минуту. Кроме того, тут был расчет и на то, что Борис будет в свою очередь влиять на Ковалева. Поэтому он ответил:

— Нет, Ковалев, я не буду наговаривать на вас небылицы. И вы плохо знаете устав, если просите меня докладывать неправду.

– Как же быть, если иначе ничего не получается? — воскликнул огорченный Ковалев. — Уж я ли не возражал майору, когда узнал о назначении? Он меня в конце концов повернул «кругом» и больше ничего. Сами знаете нашего майора. — Он несколько раз тяжело вздохнул и продолжал очень вкрадчивым голосом: — Вы же хороший человек, с душой, вы же понимаете. Вам, небось, тоже хочется туда…

Борис не поддался на эту невинную лесть.