Дни Крови и Звездного Света

Он должен был быть опустошен, этот солдат. Он должен был понимать, что за свое поражение он будет повешен. Это было непростительно, даже, если то, что он расказал, когда, потрясенный и лепечущий, добрался до города вдоль побережья к северу, было правдой. Тисалин был основным портом в Империи для переправки рабов; от столицы его отделяли полдня пути, если добираться по суше (если лететь на крыльях, то это заняло бы не больше часа) и был хорошо вооружен и укреплен. Солдаты из его собственного полка возвращались из патруля с морских стен, и он боялся, что тоже найдет лишь их трупы. Он выдохнул:

- Слава Светочам! Вы должны втрое увеличить сражу. Они живы. Они вернулись, а мы все погибли!

Послали за командиром. Когда он прибыл, шок у солдата прошел. Первое, что он сказал:

- Могу поклясться, сэр, что я не спал.

— А кто говорит обратное? Что произошло, солдат? Ты весь в крови.

— Вы должны поверить мне. Я бы никогда не заснул на посту. Они живы. Я мог бы разглядеть любую, присущую им вещь...

— Говори внятно. Кто погиб? Кто жив?

— Мы погибли. Сэр. Я не смыкал глаз! Это были Ожившие Тени. Должны были быть. Они вернулись.

34

ТОРЖЕСТВО

Кару была хороша во многих вещах, но вождение не было одной из них. Она не была достаточно взрослой, чтобы получить права, что сейчас казалось ей смешным. Она не знала как в Марокко, а в Европе тебе должно быть восемнадцать, чтобы получить их. Ей исполнялось восемнадцать в следующем месяце — это если не складывать обе ее жизни. Нужно было считать это своей заслугой, думала она, когда подпрыгивала и неслась по бездорожью на старом грузовике, который использовался для того, чтобы привозить припасы в Казбу.

Огромный ухаб ударил по колесам грузовика, заставляя его подпрыгнуть и подвиснуть в воздухе на некоторое время, а потом хлопнуться обратно. Да так, что Кару подскочила, по крайней мере, на фут на водительском сиденье. Уф.

— Извини, — пропела она искренне и сладко через плечо. Там, спрятанная от посторонних глаз, находилась Тен.

Кару нацелилась на следующую кочку.

— Знаешь, если бы я не хотела находиться здесь, я бы давно ушла, — сказала она Тьяго прежде, чем уехать с волчицей в качестве прицепа, несмотря на ее протесты. — Мне не нужен тюремщик.

— Она не тюремщик, — ответил он. — Кару. Кару. — Яркость его глаз раздражала как никогда. — Я просто не могу смотреть, как ты ходишь в одиночестве. Шутишь?! Если что-то с тобой случится, я погибну.

«Не мы погибнем. Я погибну».

Черт!

Конечно, могло быть и хуже. Тьяго мог сам поехать с ней, и самым напряженным моментом было то, что она боялась, что он поедет. Но Ожившие Тени вернулись со своего задания, и он предпочел остаться в старом городе.

— Достань чего-нибудь для торжества, — сказал он ей. — Если сможешь.

У нее по спине забегали мурашки.

— Что празднуем?

В ответ Тьяго лишь указал на хоругвь и улыбнулся. Месть и Победу.

Точно.

«Итак, — думала Кару, — что же привезти для празднования мести и победы? Выпивку? Сложно найти в Марокко. И это было хорошо. Последнее, что нужно дать солдатам, — это выпивка».

Ну, может и не совсем последняя.

Когда Кару добралась до Агжа с его длинной и грязной главной улицей, которая выглядела скорее как улица из вестернов Дикого Запада, чем из арабских сказок, она постаралась объехать магазин с северного ее конца. Магазин, в котором, как она помнила, на витрине стояли винтовки. Она не хотела рисковать, не хотела, чтобы Тен увидела их из своего укрытия и расспрашивала потом об их назначении.

Отличное угощение для праздника? И сомневаться не стоит.

Самой большой и грозной проблемой для Кару — было оружие. Когда она думала о нем, ее рука непроизвольно тянулась к животу, на котором остались три крошечных шрама, как напоминание о пулях, которые она заработала, побывав как-то в трюме судна, направляющегося в Санкт-Петербург, в котором находились одни девушки и женщины. Беззубые, с кровоточащими ртами, орущие и мечущиеся по трюму.

Кару ненавидела оружие, но она понимала, сколь много оно могло значить для сопротивления. Она десятки раз собиралась поговорить с Тьяго о человеческих технологиях для убийства, и десятки раз останавливала себя. У нее была масса причин противиться этому, начиная от своего личного отношения, до людей, с которыми ей придется иметь дела при покупке оружия — скверного было вдоволь и без вмешательства торговцев оружием. Но она могла бы и с этим совладать, если бы не одна серьезная причина, та, к которой она возвращалась снова и снова.

Бримстоун никогда не приносил оружие в Эретц.

Она могла лишь догадываться почему, но догадка была простой: потому что это спровоцировало бы гонку вооружений, потому что это ускорило бы расправу, потому что это было последнее, чего он хотел. Он сказал ей — Мадригал — в последний момент перед ее казнью, что все эти столетия он лишь пытался сдержать нарастающую волну, пытался сохранить своему народу жизнь до тех пор, пока не будет найден какой-то другой путь. Верный путь. Путь к жизни и миру.

Жизнь и мир. Месть и Победа.

И вместе им никогда не сойтись.