Дни людей

— Почему ты устремился в сторону Пактола?

— Потому, отец мой, что золото всегда надо искать рядом с золотом.

И он нашел нашего стража на горе Сипил, в Лидии, перед дворцом Тантала. Гермес набросил поводок на Шею пса и вернул его мне.

Тогда я вызвал Тантала на суд, и боги попрятались за девятью вершинами Олимпа, заранее боясь громыхания моего гнева. Однако, должен признаться, ничего такого не произошло, ничего, кроме весенней грозы, слабо поворчавшей в тучах без молний, так и не пролившись ливнем.

— Золотой пес меня забавлял, — бросил Тантал небрежно. — Вот я и захотел поиграть с ним. Могу я поиграть с собачкой моего собственного отца? Разве ты не простил Гермеса, когда он похитил стада Аполлона?

Это было правдой. Я не наказал тогда Гермеса, и из этого вышло только благо. Тем не менее мне следовало оценить разницу между двумя похищениями и Понять, что замыслы Тантала были отнюдь не столь невинными, какими он хотел их преподнести.

Отвесить пару громовых затрещин и на шесть месяцев отправить пастухом к суровому хозяину — вот как мне надо было поступить с ним. «Любишь собак? Ну что ж, отправляйся сторожить стадо!»

Но я опасался, что если стукну слишком сильно, то он возненавидит меня, и решил, что лучше его отчитать.

— Гермес был беден; хоть он и украл, у него было оправдание. Ты же родился богатым, самым богатым из всех моих сыновей. И к тому же два вора среди богов — многовато. У каждого своя роль и свои обязанности.

Слушал ли меня Тантал?

— Ну ладно, — продолжал я, — не будем больше об этом говорить; я хочу доверять тебе. Вновь займи свое место среди нас, и пусть все будет забыто.

И я позвал богов, которые вышли из-за гор, искренно удивляясь, что я по-дружески положил руку на плечо Тантала.

— С этим покончено, — обратился я к ним. — Тантал пообещал мне впредь хорошо себя вести.

Ничего он мне не обещал, негодяй, но я хотел сохранить лицо. Я решил, что надо отметить пиром его раскаяние, мою мягкость и наше примирение.

Геба накрыла на стол. Я выпил немного лишнего, побуждая Тантала осушить вместе со мной изрядное количество кубков амброзии. Я же вам говорю: мне хотелось, чтобы он меня любил.

— Пей, сынок, пей этот напиток, благодаря которому мы бессмертны.

Я покинул застолье, изрядно захмелев.

На следующий день Геба объявила мне, что в кладовой не хватает одного сосуда с амброзией. А потом моя дочь Атропос, третья из мойр, пришла с сообщением, что два человека, которым предстояло расстаться с жизнью сегодня утром, не умерли: ее ножницы никак не могут перерезать нити их жизни.

— И что за люди? — спросил я.

— Друзья Тантала.

Это дело было уже серьезнее. Как Прометей похитил зародыш огня, так Тантал украл бессмертие, чтобы дать его людям.

Бессмертие

В этом месте своего рассказа я так и слышу, дети мои, как сыплются ваши вопросы. «Как? Избавление От смерти? Наша величайшая мечта, которая настойчиво посещает каждого из нас? Не умирать! Значит, вот что нес нам Тантал? Да ведь он же наш благодетель!» И я поставил ему это в вину, и я его покарал? И оставил вам неизбежность смерти?.. Так и вижу вас, Совершенно возмущенных, готовых восстать, потребовать у меня отчета и воздвигнуть алтари Танталу. Ну да! Вы реагируете как раз так, как он и рассчитывал.

Думаете, если бы от богов зависело ваше бессмертие, неужели бы я стал дожидаться, когда Тантал его украдет? Думаете, я умышленно, из подлой низости lie даю вам его?

Когда Уран получил возможность создавать жизнь, способную органически воспроизводить себя, это подразумевало очевидное условие, что его творения будут смертными, что всякое проявление этой жизни получит предел. Такова воля Судеб, которая ограничивает и мою волю.

Поскольку — я вам уже достаточно это повторял! — ничто не существует и не может существовать, кроме как в результате противоборства, столкновения двух сил, слияния или отталкивания двух элементов.

Нет света без тени, дня без ночи, жизни без смерти. Нет Эроса без Танатоса. Без смерти вас бы не было, как не было бы ничего из того, что вы делаете.

Жизнь — это долгая битва за то, чтобы не исчезнуть. Все ваши поступки, ваши предприятия, ваши влюбленности, ваши искусства, ваши города, ваши промыслы, ваши изыскания не имеют другого мотива, другой причины, другого всеобщего побуждения. Все вам диктуется, все повелевается этой битвой, такой многообразной, но единой, и ради нее. Жизнь, дети мои, — это смычка с будущим. Если нет смерти, нет и будущего.

Мы сами, боги, без смерти едва ли существовали бы. Что такое сила без применения? Непроявляемая суть, не обнаруживающее себя начало? Мы не имеем другого способа доказать и узнать, кто мы такие, кроме как через все живое. Если вам и есть за что логично упрекнуть нас, так это за то, что мы пользуемся вами, заставляя вас жить, а вовсе не за то, что даем умирать.