Дни мира

Прекратились разговоры о пропавшем автомобиле с водителем Шериданом, а также об отправившейся на его поиски экспедиции. Общество заинтересованно обсуждало появление кометы. Ее обнаружил американский астроном Даниель, когда та была жалким пятнышком на небе, но она стала очень быстро увеличиваться в размерах. Ее уже можно было увидеть в Париже перед рассветом, когда она начала появляться очень низко над горизонтом. Однажды, незадолго до восхода солнца, Томас долго всматривался в нее. Комета походила на белую розу, тащившую за собой кусок вуали новобрачной. Или впервые причащающейся девушки. Откуда она прилетела? Что это было? Она казалась удивительным воплощением тайны. Взволнованный Томас наблюдал за ней, пока она не исчезла за горизонтом. Потом он добавил ее к своей фреске при свете свечи. Белая, обрамленная красным и синим, комета гармонично сочеталась с лошадью-единорогом, находясь над правым плечом Гризельды.

Комета летела к Солнцу со скоростью двести тысяч километров в час. Она должна была обернуться вокруг него, чтобы набраться сил; затем, став ярче и быстрее, устремилась к холоду и мраку космического пространства. Комета собиралась вернуться через тысячу лет. Или через сто тысяч лет.

Часть вторая

Дата 28 декабря 1908 года пришлась на понедельник. Чуть позже четырех утра Томас был вырван из сна сильным стуком в окно. В комнату, непонятно почему, в такое раннее время, зачем-то рвался Шама. Неизвестно кем разбуженный до рассвета белый ворон стучал клювом по стеклу и кричал «Орр-кра! Орр-кра!», замолкая на несколько секунд для того, чтобы забарабанить по стеклу, и прекращая барабанить только для того, чтобы снова заорать.

Томас пошарил на ночном столике, чтобы найти спички, снял стекло с ночника, зажег его и бросился открывать окно. Шама ворвался в комнату с хриплым криком и уселся на спинку кровати. Он был взъерошен, словно кот, столкнувшийся нос к носу с собакой. Вертел головой и осматривался с таким видом, словно не узнавал хорошо знакомую обстановку. Огонек лампы отражался в его глазах загадочным отблеском.

Томас подошел к ворону и произнес какието ласковые слова, чтобы успокоить его, но когда он протянул руку, чтобы погладить птицу, Шама больно клюнул его в ладонь, взлетел с испуганным воплем и врезался в стекло закрытого окна.

Упав на землю, он огляделся с ошеломленным видом и кинулся под кровать, словно побитый пес. Томас присел на корточки и заговорил с ним:

— Что с тобой, Шама? Ты видел кошмарный сон? Он едва различал в темноте под кроватью светлый комок, из которого доносилось странное бурчание и как будто постукивание кастаньет. Ему так и не удалось добиться от ворона ничего определенного. Томас выпрямился, задрожав от холода, натянул на голые ноги шлепанцы, накинул пальто на плечи и подошел к окну, чтобы попытаться понять причину паники ручной птицы. Юноша увидел внизу раздетого Леона, бежавшего с фонарем в руках к конюшне. Из конюшни доносилось глухое ржанье и удары копыт по перегородке. Лошади тоже были перепуганы.

Первая мысль Томаса была о пожаре, но он не увидел ни пламени, ни вообще какого-нибудь необычного свечения. Он натянул брюки, нахлобучил свою ирландскую шапочку, схватил походную лампу и выбежал из комнаты. Когда оказался на лестнице, приоткрылась дверь в комнату матери. Элен выглянула на лестницу с головой в волне заплетенных на ночь волос.

— Ты куда, Томас? Что происходит? — Не знаю… Сейчас попробую разобраться… Спустившись в гостиную, он почувствовал себя в каком-то странном и чужом мире. Хорошо знакомые предметы выглядели не так, как всегда. Все замерло и в то же время все двигалось. Пол под его ногами был прочным и неподвижным, но по нему прокатывались медленные волны. Краем глаза он заметил поршень подъемника лифта, описывающий сложную кривую вроде спирали, словно штопор. Мелькнувшее возле его правой ноги движение многое объяснило: выбравшиеся на свободу змеи ползали по паркету во всех направлениях. Он никогда не представлял, что у Леона их так много. Сейчас они были повсюду, и из-под одеял, из корзинок и коробок появлялись все новые и новые рептилии. Они ползали неторопливо и безостановочно, словно подчиняясь, несмотря на застывшую благодаря осенним холодам кровь, какой-то команде, могущественному приказу, не позволявшему им оставаться на месте. Удав по кличке Сифон обвился вокруг поршня лифта, стараясь добраться до частично видимой статуи нимфы; он явно надеялся, что сможет устроиться у нее на плечах. Попугаиха Флора металась в клетке, превратившись в неясный голубой смерч и непрерывно выкрикивая вопрос, точно такой же, как и тот, что крутился в голове у Томаса: