Теперь вечерами он торопился домой, к книгам, и с удовольствием замечал, что за день поспевает с делами, да и голова ясней. Вузовский учебник был отброшен, статья Карелина оказалась понятной. Чем свободнее он чувствовал себя в кругу специальных проблем, тем интересней ему становилось читать и тем больше он радовался, что у него хватило настойчивости углубиться самому в эту увлекательную область техники. И чем больше он понимал, тем отчетливее припоминались ему объяснения Котельникова; он снова, по памяти, читал чертежи, только теперь все было понятно и — покоряюще просто, остроумно, ново!..
Однажды, проходя по заводскому двору, Григорий Петрович услыхал сильный, быстро нарастающий звук, похожий на рев водопада или на грохот ливня по железной крыше.
— Ротор!
В специальной загородке, обнесенной металлической сеткой, на особом станке с чуткими приборами испытывался ротор — длинный вал с насаженными на него колесами, ощетинившимися рядами лопаток. Это был рабочий организм турбины, ее богатырская мускульная сила.
Сейчас вал пришел в движение. Лопатки будто исчезли: стремительное вращение колес сливало их в сплошные кольца.
Григорий Петрович остановился неподалеку от сетки, рядом с Коршуновым и двумя мастерами — Клементьевым и Гусаковым. У Коршунова, впервые после того как он запорол колесо, расправились плечи и лицо будто разгладилось под порывами ветра, поднимаемого вращением колес, в которые было вложено так много его труда. Пышные усы Ефима Кузьмича подрагивали на ветру, а жидкие усы Гусакова так и мотало.
Станок выключили, но ротор еще долго не мог успокоиться, неохотно замедляя вращение.
Рабочий, производивший испытание, полез на ротор и прицепил к одной из лопаток переднего колеса маленький груз. Шла балансировка ротора — проверка полной точности его веса по всей окружности колес.
— Сила! — почтительно сказал Ефим Кузьмич. Они впервые видели ротор такой мощи.
У Немирова зрелище этой силы вызывало ответный подъем всех душевных сил.
— Слушайте, отцы! — закуривая и давая закурить трем своим собеседникам, напрямик заговорил он. — Слыхали вы, что конструкторы недовольны регулятором? Что они разработали совсем новую схему, гораздо более прогрессивную и удобную в управлении?
— Краем уха слыхали, — ответил Ефим Кузьмич.
Гусаков ахнул:
— Неужто опять переделки будут? Вечная с ними волынка, с этими конструкторами!
— Так необязательно и соглашаться, — как можно беспечней заметил Григорий Петрович. — Первую отошлем со старым регулятором, а на других поставим новый. А то и отложим на будущее.
Старики разом повернули головы к директору, стараясь что-то прочитать в его лице. Коршунов стоял невозмутимо, будто и не слушал.
Снова взревел воздух, сминаемый колесами ротора. Снова ударил в лица тугой ветер.
Зрелище покоряло, но все четверо ждали, когда затихнет этот все покрывающий шум.
— А новая схема много лучше? — спросил Гусаков, как только шум затих.
В этом был весь вопрос. Ради того, чтобы выяснить его, Григорий Петрович сидел над книгами и журналами, крепчайшим чаем разгоняя сон.
— Ну, а если много лучше? — сказал он и отвернулся от стариков, чтобы не торопить их с ответом.
— Я так понимаю, что вы хотите получить наше мнение, старых производственников, — обстоятельно начал Ефим Кузьмич. — Что таить, в цехе будет много воркотни. Но мое мнение такое: если эта новая штуковина много лучше старой, как мы в глаза посмотрим заказчику? Отправим в Краснознаменку первые две турбины. На обеих та же заводская марка. Как же так, скажут, завод прославленный, работали ленинградцы, сдали нам две машины, на одной регулирование — любо-дорого, а на другую пороху не хватило?
Все трое живо представили себе незнакомых, но очень понятных людей — тех, кто с уважением и доверием примет в свои заботливые руки новые турбины с отлитой на крышке заводской маркой — три буквы в середине миниатюрного рабочего колеса — «ЛКТ» — Ленинградский «Красный турбостроитель».
Должно быть, и Коршунов представил себе то же самое. Не оборачиваясь, он внятно сказал:
— Как ни трудно, а позорить завод еще хуже.
Через несколько минут Григорий Петрович взбегал по лестнице тихого домика, окруженного молодыми деревцами, на которых уже наметились бугорки почек.
— Добрый день, товарищи!
Конструкторы и чертежницы не успели ответить, а он уже пронесся мимо них, веселый, ворвался к Котельникову:
Ну, герой, объясняй еще раз все сначала. И с терминологией не стесняйся: образованный!
Было приятно и даже изумительно — глаза как бы прозрели, они свободно выхватывали из затейливых линий чертежа самое главное, мозг как бы прояснился, на лету понимая каждую мысль конструктора. Схема ожила, и ее красивая простота стала наглядной. Ни слова не говоря, он схватил телефонную трубку:
— Дмитрий Иванович, срочно приходите к Котельникову!
Взял Котельникова за плечи и крепко сжал их:
— Эх ты, голова-головушка! Если бы к твоему таланту да еще смелости побольше!
Отпустив удивленного конструктора, он уже звонил своей секретарше: