Дни нашей жизни

Заглянул Евграфов, пригласил всех троих в соседнее купе, где разместились остальные делегаты. Воловику было особенно интересно познакомиться с Гореловым, бывшим начальником турбинного цеха: Саша слышал про него всякое — и хорошее, и плохое; с тех пор как Горелов добился больших успехов на станкостроительном заводе, турбинщики, почему-либо рассердившись на Любимова, поговаривали — будь на его месте Горелов, все пошло бы иначе.

Горелов показался ему мрачноватым, колючим. Больше помалкивал, отвечал односложно, а сам зорко на всех посматривал, и чаще всего — на Воловика. Но не заговорил с ним. Витю Сойкина отрядили похлопотать о чае, все развернули свои кульки с домашней снедью, пошутили — по пирожкам Воловика сразу видно, что хозяйка у него молодая. Не прошло и получаса, как всякая скованность исчезла.

Евграфов незаметно, но упорно заставлял каждого рассказать о себе. Пришлось и Воловику говорить о своем изобретении. Он уже привык к этому, но тут было неловко — чего уж без деловой надобности хвастать!

— А вы не стесняйтесь, раз умно придумали, — сказал Боков. — Нам же интересно!

И, выслушав, уважительно спросил:

— А теперь над чем работаете, Александр Василье­вич?

Воловик ясно ощутил — в этой компании само собою разумеется, что человек, добившись одного успеха, ставит себе новую задачу. Боков вместе с учеными работает над созданием особенно прочной и жароустойчивой стали. Горелов занимается сокращением цикла производства станка. И так — каждый.

— Начал помаленьку думать насчет механизации одной работенки, — смущенно ответил Воловик, прибегая к таким необычным для него словам, как «помаленьку» и «работенка», чтобы умалить значение начатого труда. Он с досадой вспомнил, что весь этот месяц работал в комплексной бригаде от случая к случаю, только тогда, когда собирались все вместе. Решение, найденное Шикиным, не очень ему нравилось, но всерьез подумать, сосредоточиться, «покрутить» новое изобретение не удавалось.

— Какой именно? — заинтересовался Горелов.

Воловик объяснил — Горелов-то должен помнить, что за косые стыки и какая с ними волынка при обработке! Объясняя, он поглядел на Горелова и удивился — перед ним сидел как будто совсем другой человек.

— Очень интересно! — восклицал Горелов. — А ведь сколько мы маялись с этими стыками! Да и со снятием навалов тоже! И как же это у вас получается? Специальный станок? Такого ведь нет, заказывать надо?

Заинтересовались и другие: ну-ка, объясните, как то у вас задумано?

Воловик чертил в блокноте, показывал руками — всем нравилось, а его не покидала ощущение, что где-то рядом, близко лежит еще не найденное, лучшее решение.

Когда очередь дошла до Вити Сойкина, Витя с простодушным удовольствием рассказал об успехах своей бригады, а потом его как бы понесло — Витя стал перечислять, куда его выбрали, куда посылали выступать, кто и где о нем писал, какие организации — от научно-технических обществ до клубов художественной интеллигенции — почтили его приглашениями и членством.

— Да, известность вещь такая, — проговорил Евграфов и отвел взгляд.

Все молчали. Только Витя, уже путаясь и чувствуя нарастающую неловкость, еще припоминал какие-то президиумы, где он сидел, артистов и писателей, с которыми его знакомили... Потом и он смолк.

— И ведь нужно все это, — первым нарушил молча­ние Горелов, не глядя на Витю, — и выступать, и в гости к артистам, к писателям ездить. Кому же рабочий класс представлять?  лодырям? отсталым? Надо ездить, и самим это интересно, самих поднимает! Только, видимо, есть тут какая-то грань.

— Сам не заметишь, как закачало, — сказал Боков. — И туда тебя и сюда... ну и пошло — глаза раз­бегаются, нос кверху...

— Тут ведь еще совпадение какое! — заговорил Ев­графов. — Слава-то у нас по заслугам приходит — то есть как раз тогда, когда и сам человек собою доволен.

Воловик взволнованно слушал. Знал ли кто-нибудь, как важен для него этот разговор?

— Ну и верно: будь доволен, это ж  хорошо!? — зая­вил Боков, посмеиваясь — Тут,   по-моему, главное — головы не терять и от дела не отрываться… Что чело­век без своего дела? Мотылек-однодневка!

Витя молчал и помешивал ложкой в стакане так, что чай завивался воронкой.

А разговор уже устремился вперед, к цели путеше­ствия, к незнакомой еще Краснознаменке. И сразу закружился вокруг Евграфова — не потому, что он был главой делегации, а потому, что он больше всех знал.