Значит, ее подружки-географы сбежались обсуждать вчерашний педсовет. Диденко дразнит их ученической скороговоркой: «Сена — Луара — Рона — Гарона — Эбро — Тахо — Гвадалквивир!» Легко себе представить, как сейчас от них достается всем инспекторам и завучам! У Кати принцип: ребят надо увлечь, тогда знания сами уложатся в голове. Диденко тоже уверен, что ребят надо увлечь, он гордится Катиной популярностью среди школьников и склонен заочно признать завуча н всех инспекторов сухарями.
— Что ж, подождем, пока наши работяги присоединятся, — сказал Диденко, уселся в кресло и на миг прикрыл глаза.
Подошел час отдыха — и сразу навалилась усталость, и хочется беспечно поболтать о разных разностях с милым человеком, настраивающим сейчас радиоприемник, с талантливым, умным человеком, который так нравится Диденко... и забыть, что это он сделал ошибку, разрастающуюся из-за его упорства, и пора поговорить с ним начистоту, пока ошибка не зашла слишком далеко.
Григорий Петрович поймал в эфире музыку и уселся напротив Диденко в другое кресло. У обоих было сегодня приподнятое настроение — добились-таки ускорения строительства новых домов! А Немирову радостнее стало оттого, что Клава, видимо, действительно крепко занята на заводе и только потому так поздно возвращается.
— Саганского тоже подпекают? — как бы между прочим справился Немиров. И засмеялся: — Если «мечте самолюбивого директора» жарко, то должно перепасть и самому директору?
— Да уж это как полагается! — с улыбкой сказал Диденко. — Так что не мечтай, Григорий Петрович, о покладистом парторге. С покладистым хлопот не оберешься!
— Так это смотря какой директор, я думаю.
— Что ж, Саганский директор неплохой, только работать с ним мне не хотелось бы. Заметил, до чего он хитер и изворотлив? Никогда прямо не скажет — да или нет, все вокруг да около крутит...
— Я, значит, лучше?
Вопрос шутливый, но ответ ожидается с интересом. Уже давно не было между ними крупных разногласий, но и полного ладу не было, а в последнее время наметились такие вопросы, что приходилось ходить вокруг них будто вокруг взрывчатки — того и гляди сдетонирует.
Диденко из-под опущенных век зорко вгляделся в настороженное лицо директора и серьезно ответил:
— Не знаю.
Помолчал и повторил:
— Не знаю.
И вдруг, выпрямившись в кресле и сразу взбодрившись, пылко заговорил:
— Давай начистоту, Григорий Петрович! Чего ты тянешь и виляешь с планированием? Почему? Думаешь я не вижу и не понимаю, что ты хитришь, недоговариваешь и наводишь тень на плетень? Вижу. Понимаю!
Григорий Петрович весь подобрался, но ответил миролюбиво:
— Ну вот тебе раз! «Виляешь, хитришь». Сразу формулировочки! — И пожестче: — Хочешь делать очертя голову? А я не хочу и не буду. Я директор, я эти вопросы решаю, и я отвечать буду!
— Ты решаешь, Григорий Петрович, твою власть никто не колеблет. Но отвечаешь не ты один. И заинтересован в турбинах не только ты. Очертя голову никто делать не хочет. Но делать-то нужно!
Сдержав раздражение, Немиров ответил еще миролюбивее:
— А то как же? Каширину поручено подработать. На парткоме ведь я не отказывался? Только надо продумать, найти формы. Вот и все. Зачем же сразу обострять?
Он подошел к приемнику и пустил музыку погромче. Передавалась опера, и опера хорошо знакомая, но не вспомнить было какая. Вслушиваясь в переплетающиеся голоса певцов, Григорий Петрович старался уяснить для самого себя: почему он так не хочет этого внутризаводского стахановского планирования? В цехах волнуются, требуют. Конечно, оно удобнее — распланировать работы по всем четырем турбинам, а значит — и всю работу завода, потому что одно связано с другим. Но это значит написать черным по белому: четыре турбины к 1 октября. Вторую — к 1 июля, третью — к 15 августа и так далее. А могу я дать гарантию, что ни с одной не запоздаю? Не может разве случиться, что первые две дам в срок, а вторые две немного задержу? А тут — хомут на шею.
— Что это такое, не узнаешь, Николай Гаврилович?
— «Князь Игорь», — проворчал Диденко, подошел и решительно приглушил музыку, так что она еле-еле аккомпанировала его голосу. — Послушай, Григорий Петрович! Мы с тобой не дети. Единое планирование нужно! На парткоме об этом говорили достаточно резко, так? Решение принято: «Поставить вопрос перед дирекцией о необходимости...» Так? И ты, единоначальник, решающий эти вопросы, ты не протестовал, ты голосовал вместе со всеми, только оговорочку сделал: надо, мол, подработать, продумать... Но с того парткома десять дней прошло, а воз ни с места. Каширин и не шевелится. А ты делаешь вид, будто никакого решения и не было. Что, не так?
Немиров натянуто улыбнулся:
— Экой ты, право... торопыга! Я дал Каширину указания. Продумаем, найдем формы...