Дни нашей жизни

– Не думаю, что, увидев в квартире двоих мужчин, твои друзья сразу подумают, что у тебя два отца, – заметил он. – Скажешь им, что я какой-нибудь… родственник.

Опять врать. Выдумывать. Подбирать слова. Разыгрывать спектакли.

Резко сдернув куртку с плеч, я бросил ее на вешалку и сказал:

– Только ведите себя как нормальные.

И, пулей заскочив в свою комнату, хлопнул дверью.

Там, забравшись на кровать и обхватив колени руками, я принялся плакать и раскачиваться, будто пытался успокоить сам себя.

Дверь открылась почти сразу. Лев встал на пороге, очень спокойный.

– Поясни, пожалуйста, что значит «как нормальные»? – попросил он. – Чтобы мы ничего не перепутали.

Я молчал. Я знал, что сказал нехорошую вещь, но извиняться за нее не хотел. Она казалась мне абсолютно справедливой.

Лев повторил свой вопрос.

Тогда я проговорил негромко:

– Мне надоело.

От слез у меня дрожали губы и голос.

– Что надоело?

– Так жить надоело.

– А как ты живешь?

Я поднял на него глаза.

– Ничего никому рассказать не могу и никого не могу в гости позвать так, чтобы заранее фотографии убирать не пришлось…

– Это не из-за нас ты так живешь.

– А из-за кого? – с вызовом спросил я. Не дожидаясь ответа, я быстро заговорил: – Я ни в чем не виноват, я ничего не делаю плохого, но почему-то живу так же, как и вы!

– А мы с папой чем виноваты? – спросил Лев.

Была секунда, когда я подумал, что не надо этого говорить. Но злость и обида оказались сильнее любви и здравого смысла.

Очень четко и ровно я сказал:

– Тем, что вы гомики.

Я увидел, как от напряжения у него вздулись желваки, но он остался спокоен.

– Что? – переспросил он.

Он дал мне шанс, сыграл в поддавки. Шанс сказать что-то другое или извиниться. Тогда все кончилось бы нормально.

Но я уже кипел.

– Тем, что вы гомики! – почти закричал я. – Голубые! Пидорасы!

Кажется, я выкрикивал что-то еще. Вываливал на него все ругательства, которые выучил за год в школе. Кричал, чувствуя, как по лицу текут горячие слезы, какой вязкой становится слюна во рту, думал, что надо остановиться, но не мог. И продолжал кричать, пока мой затылок не столкнулся со стеной.