ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД

За основу многих предлагаемых решений были взяты наработки венгерской реформы 68-го года и ее последующих модификаций, – приспособленные, естественно, к советской специфике. Мы отдавали себе отчет в том, что предлагаемая модель ни в коей мере не может рассматриваться в качестве идеала, но считали важным осуществить хотя бы эти осторожные шаги в направлении рынка, создания эталонов негосударственной экономики как предпосылки для последующей эволюции системы, мягкого выхода из социализма.

Наиболее серьезные внутренние дискуссии вызывал выбор тактики реформы. Меры по финансовой стабилизации (на тогдашнем птичьем языке – "повышение сбалансированности народного хозяйства"), по нашему мнению, необходимо было осуществить в первую очередь. Слишком свежи были в памяти попытки польских реформ 70-х годов, когда финансовая дестабилизация быстро подорвала эффективность всех введенных рыночных механизмов.

Социализм, если взглянуть на него с точки зрения рыночной экономики, – это наиболее развитая система регулирования подавленной инфляции, аналог военной экономики, система, приспособленная к управлению в условиях дефицита и несбалансированных цен. Именно поэтому мы полагали, что, если хочешь добиться хотя бы мало-мальски упорядоченного выхода из социализма, необходимо сделать акцент на финансовой стабильности, поддерживать которую социализм в его устойчивом виде, как правило, оказывался способным. Конкретным подтверждением этому служили относительно успешные рыночные преобразования в ходе югославских реформ 50-х, венгерских – 60-х и китайских 70-80-х годов. Путь к успеху во всех случаях лежал через сохранение достаточно жесткого контроля за важнейшими денежными и финансовыми параметрами.

Возвращаюсь к нашей Комиссии. Сочетание высокого идеологического ее прикрытия и авторитетного начальства, не склонного вникать в детали,! позволило нам быть достаточно свободными в своих разработках, использовать идеи и терминологию, употребление которых в открытой печати того времени привело бы к немедленным идеологическим репрессалиям, закрытию соответствующих изданий, кадровым перестановкам. За куда меньшее Центральный экономико-математический институт прошел через идеологическую экзекуцию и реорганизацию.

Надо сказать, что наработки Комиссии отражали достаточно широкий консенсус в либеральной научной среде. При обсуждении концепция получила почти единодушную поддержку академической элиты. Пожалуй, только директор наиболее идеологизированного Института экономики Академии наук Н.Капустин критиковал ее за излишний радикализм. Зато при обсуждении концепции на вышестоящем партийном и государственном уровне нас ждали серьезные разочарования. Выступления на рабочей группе представителей ведомств напоминали традиционную идеологическую проработку. Если принять предложенный документ, возмущался один из представителей ЦК, придется признать, что мы скатимся на путь развития товарно-денежных отношений, разве это допустимо?

Джермен Гвишиани, вернувшийся от Рыжкова, подтвердил: политическое руководство страны не готово к столь радикальным преобразованиям. И значит, надо оставить бесплодные мечтания и заниматься дальше развитием экономического эксперимента на уровне рутины.

В отвратительном настроении заехал к отцу (он лежал в военном госпитале), рассказал о последних новостях, под дождем поехал домой. Включил телевизор – выступление Горбачева на совещании по научно-техническому прогрессу. Во многом – наши слова, наши предложения, записки, которые мы писали, демонстрируемая готовность уходить от догм, идеологических ограничений. Пусть далеко не все из того, что говорится, точно, но идеологически область допустимых уступок явно расширяется. Появилась надежда пробиться через слои высокой бюрократии и достучаться до верхней власти, объяснить реальное положение, реальные альтернативы, возможные пути осуществления новой экономической политики.

Вообще, время раннего Горбачева было временем надежд и сомнений. И в Советском Союзе, и на Западе гадали, на самом ли деле нам предстоят серьезные изменения или это очередная кампания, каких было немало, – поговорят немножко, может быть, на время откроют идеологическую форточку, а потом пересажают тех, кто неосмотрительно воспользовался свежим воздухом? Один из самых характерных образцов интеллигентского народного творчества этого периода:

Теперь у нас эпоха гласности,
Товарищ, верь, пройдет она,
А Комитет госбезопасности
Запомнит наши имена.