ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД

Провели серию переговоров в Москве. С американской стороны их возглавлял Д.Гиффин, президент Американско-Российского консорциума, несущей конструкцией которого был тенгизский проект. Ситуация вполне понятная и, вместе с тем, презабавнейшая. С одной стороны, американцы и наш Миннефтепром во главе с министром В.Чуриловым, с другой – члены экспертной комиссии, ученые, экономисты, геологи, экологи. Разговор получается странный. Мы задаем конкретные вопросы об отсутствии правовых гарантий, обеспечивающих интересы советской стороны, произвольных допущениях при расчете денежных потоков, аномалиях в механизме расчета себестоимости. Нам в ответ – аргументы об исключительном международном значении проекта, его политической поддержке на высшем уровне. После встречи в Москве звонят из аппарата

М.Горбачева: между ним и Дж. Бушем достигнута договоренность, что члены экспертной комиссии вылетят в Сан-Франциско и проведут переговоры с руководством "Шеврона". Несложно понять – главная задача не столько учесть наши принципиальные замечания, сколько убедить в нецелесообразности упорствовать.

Звоню В.Щербакову, в то время первому заместителю председателя Кабинета министров СССР,министру экономики. Мы давно и неплохо знакомы,еще со времен его работы на КамАЗе. Говорю, что согласен провести переговоры с американцами, но считаю необходимым, во-первых, занять жесткую позицию, во-вторых, привлечь к юридической экспертизе проекта международные фирмы, профессионально занимающиеся подобными контрактами,слишком уж в нем много юридически тонких мест,можно допустить серьезную ошибку, нанести ущербинтересам страны. Получив его принципиальное согласие, вылетаю в США.

На аэродроме в Ныо-Иорке отклоняю энергичное предложение безмерно гостеприимных американцев немедленно лететь в Сан-Франциско, откланиваюсь и остаюсь на один день для консультаций. Подписав документ о конфиденциальности, показываю проект договора своим друзьям из крупной нью-йоркской юридической фирмы. Их оценки совпадают с моими: в существующем виде соглашение предоставляет бесспорные односторонние преимущества "Шеврону".

На следующий день – переговоры с руководством "Шеврона". С американской стороны их возглавляет Р.Мецке, президент "Шеврон оверсиз компани", с нашей – я. Вначале отношение американцев – покровительственно-снисходительное: понятное дело, советские коллеги навыдумывали ерундовых придирок, сейчас мы им все объясним. Но по ходу переговоров настроение постепенно меняется.

Когда же мы продемонстрировали пункты проекта соглашения, позволяющие "Шеврону", при желании, не платить ни копейки налогов на прибыль и не выделять ни одного цента на инвестиции, сохраняя при этом все свои приобретенные права, возникло ощущение, что американским представителям откровенно неудобно, просто стыдно смотреть нам в глаза. Начались оправдания: ну вы же понимаете, мы порядочные люди, мы и налоги будем платить, и инвестиционные обязательства собираемся выполнять.

В результате подготовили и подписали документ, фиксирующий согласие "Шеврона" пойти на радикальный пересмотр условий соглашения, с учетом интересов советской стороны. Договорились о продолжении переговоров. Убедился еще раз в том, что знал и ранее: за нас самих никто и нигде не будет отстаивать наши национальные интересы.

Думаю, что эта история была уроком и для высшего руководства страны.

Здесь, наверное, самое время сказать об авторе перестройки, о моем отношении к нему. С самого начала я относился к Горбачеву гораздо теплее, чем многие мои друзья и единомышленники. Когда его слова о гласности стали подкрепляться делами и произошли серьезные подвижки во внутренней и внешней политике, я для себя твердо решил, что буду его поддерживать. И поддерживал намного дольше тех, кто сперва в одночасье подпал под его обаяние, а потом столь же быстро от него открестился. Я понимал, насколько тяжела ноша российских реформаторов, в памяти постоянно возникали образы Сперанского, Витте, Столыпина, участи которых не позавидуешь.

Очень часто на различных совещаниях, которые вел Горбачев, я подмечал его сильные и слабые стороны. Сильные состояли в умении формировать и направлять консенсус, предлагать нестандартные решения, которые были внове для собравшихся и вместе с тем как бы вытекали из выраженных ими же мнений, из их воли. Но в этом была и слабость Горбачева, ибо аккумулируемая им сумма многих воль, в том числе и противоречивых, выливалась в конечном счете в приглаженные решения, в то время как ситуация в стране требовала мер решительных и однозначных. Особенно остро этот порок проявился в постоянной двойственности экономической политики. С одной стороны, был запущен механизм быстрого развала старой бюрократической системы управления, с другой – этот процесс не был подкреплен новыми работающими рыночными механизмами.