После разговора со мной президент пригласил к себе Черномырдина, потом Скокова, потом еще раз меня. Сказал, что разрыв между мной и Черномырдиным по числу набранных голосов слишком велик. Он принял решение рекомендовать на пост премьера Виктора Степановича, просит меня самого снять свою кандидатуру. Я ответил, что, к сожалению, не могу этого сделать, не убежден в том, что Черномырдин сможет удержаться на пути последовательного развития экономических реформ. Хотя из двух ocтавшихся кандидатов считаю этот выбор правильным. На Бориса Николаевича было больно смотреть, видно, что решение далось ему нелегко. Очень не хочется к тому же менять всего несколько дней тому назад заявленную позицию о моей поддержке, тем самым демонстрировать слабость. Я еще раз сказал, что готов поддержать назначение Черномырдина, но снять с него бремя выбора, к сожалению, бессилен.
Вернулся в зал на места правительства, сказал собравшимся рядом со мной коллегам, что через несколько минут Борис Николаевич предложит кандидатуру Черномырдина. Депутаты демократических фракций все никак не могли поверить в произошедшее, бросились к Ельцину, уговаривали предложить мою кандидатуру. Он тяжело махнул рукой – решение принято.
После энергичного выступления Черномырдина, где он пообещал построить рынок без базара, провести реформу без обнищания народа, я вышел из зала, поехал готовить передачу дел.
Накануне Съезда члены кабинета сделали заявление о том, что будут участвовать в правительстве только в том случае, если я останусь во главе его. То же самое говорили мне в менее формальной обстановке не входившие в состав правительства члены моей команды, те, кто вместе со мной пришли начинать реформы. Однако после того, как моя отставка стала реальностью, я решил, что тащить их за собой из правительства было бы крайне неразумно. Предстоит тяжелая борьба за сохранение и упрочение реформ, а значит, чем сильнее будут позиции рыночников в российских органах власти, тем лучше.
Собрал коллег, сказал, что полностью освобождаю их от всяких обязательств по солидарным отставкам, считаю возможной их работу в кабинете В.Черномырдина, больше того, прошу некоторых из них, особенно А.Чубайса, непременно остаться и продолжить борьбу.
Встретился с В.Черномырдиным, ввел его в курс дел, которыми он раньше не занимался: финансы, деньги, валюта. Он хотел узнать, на чье мнение в решении этих вопросов можно полагаться. Посоветовались по кадровым вопросам. Откровенно рассказал, что думаю о сильных и слабых сторонах своих коллег. Разумеется, теперь ему самому решать, с кем работать, но все-таки он знает нашу команду намного хуже, может ошибиться, а ведь передаю-то я ему не пивной ларек, а российское правительство. В целом рекомендовал не торопиться с масштабными кадровыми изменениями, но подумать о возможности возвращения в правительство Б.Федорова, в это время российского директора Мирового банка.
Серьезная заноза в человеческих отношениях, связанная с отставкой, пожалуй, только одна – А.Шохин. С Александром мы работали вместе в отделе С.Шаталина в соседних комнатах стекляшки на Профсоюзной, входили в число любимых его учеников, долгие годы дружили домами. Он, без сомнения, сильный, профессиональный специалист по социальным проблемам экономики, таким, как дифференциация доходов, проблемы бедности, сбережения домашних хозяйств. В 1987-1991 годах министр иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе пригласил его к себе экономическим советником, затем руководителем экономического управления МИДа. Был очень рад его назначению летом 1991 года министром труда российского правительства. Чуть позже, осенью, он стал одним из основных разработчиков нашей совместной программы.
В первые месяцы работы нашего правительства ему выпала непростая и неблагодарная роль ответственного за социальную политику, с которой, в рамках возможного, как мне казалось, он справлялся неплохо. Для меня было предельно важно, что в самые критические месяцы социальное направление прикрывает квалифицированный человек, хорошо понимающий общий замысел, границы возможного.
Но к весне 1992 года его отношения с депутатами Верховного Совета предельно накалились, отставки Шохина добивались энергично, напористо. В начале апреля Александр зашел ко мне, описал ситуацию, сказал, что на этом месте ему вряд ли удастся проводить осмысленную политику, да и, скорее всего, он станет одной из первых кадровых жертв. Я согласился, и в процессе реорганизации кабинета вывел его из-под удара, закрепив за ним внешнеэкономический блок и отношения с государствами Содружества. Работы здесь тоже было сверх головы, но не столь политически конфликтной. Он с благодарностью согласился и потом на этом посту неплохо проявил себя в переговорах с государствами СНГ, при подготовке к либерализации внешнеэкономических отношений и при выработке соглашений с кредиторами. Все же и тут его не оставили окончательно в покое, и мне неоднократно приходилось убеждать президента, что отставка Шохина серьезно повредит делу.