Дни Стужи (СИ)

Как-то две пятерки порубежников напоролись на поселение "черных вдов". Как их туда вынесло — никто не понял. Морок… наваждение. Вот только что они шагом ехали по широкой утоптанной лесной дороге, по участку, много лет считавшемуся безопасным… Ехавший впереди командир пятерки Серега Прохоров шлепнул ладонью по загорелой шее и зло ругнулся, рассматривая здоровенного комара. Его гнедой всхрапнул…

Кони раздвигали высокую жесткую траву. Лес остался за спиной, порубежники выезжали на заросший травой луг, полого спускающийся к маленькой речке злого серо-стального цвета. К берегу спускалась цепочка полукруглых черных шатров, над каждым из которых трепетала на ветру повязанная на высоком шесте черная лента.

Отсюда, со склона, фигурки возле шатров казались маленькими и неопасными. Вот кто-то поднял руку, и потекло в сторону порубежников вязкое прозрачное марево.

— В круг! В круг, — заорал Стас, осаживая коня. Вязальщик, молодой, но уже не раз побывавший в деле черноволосый парень, уже был рядом, уже спешивался, не отводя взгляд от приближавшегося дрожащего вала, и Стас видел, какими пустыми, п р о в а л и в ш и м и с я в себя, становятся его глаза. Порубежники успели, выученные кони послушно вставали в круг, тянулись друг к другу мордами, тихонько тревожно пофыркивали, но с места не двигались, безоговорочно доверяя своим седокам.

А Стас смотрел, как покрывается серым инеем трава там, где прошло марево….

В тот раз они спаслись… Почти все спаслись.

Сдали нервы не у новичка — тощий жилистый Павел из второй пятерки вдруг закричал — длинно, с подвыванием — и рванул из круга, словно гнался за ним кто-то, от кого спастись можно было, только слепо, нерассуждающе ударившись в галоп.

— Круг! Круг держать, — срывая голос, закричал Стас.

Павла не спасти, оставалось только внимательно смотреть, к а к он гибнет.

Конь и всадник с размаху влетели в марево и застыли, как в густой кисель попали. Крик смолк, Павел замер с поднятой рукой, будто древние статуи, медленно умиравшие на площадях забытых городов.

Тело покрывалось серым налетом, словно его засыпало пеплом. И вдруг, разом, тела коня и всадника осели, расплылись внутри прозрачного марева.

Остальные выжили, хотя вязальщика пришлось сажать в седло и увозить — парень бессильно шатался, глаза закатывались, он сползал в беспамятство, но уже после — когда марево задрожало, растеклось, наткнувшись на невидимую стену, и опало, опаляя траву жгучим холодом.

Да, было похоже…

Но все же, не то.

— Вот точно такого же не было, — раздавил Стас папиросу в тяжелой пепельнице. — Похожее, помню. У "черных вдов" марево видел. Но жертвы иначе выглядели, предметы после марева по-другому смотрелись.

— Значит, искать надо. Людей спрашивать. В книгах рыться. — Иван ерошил волосы, морщился.

Думал, решал.

— Вот давай ты этим и займешься, — хлопнул в ладоши Стас, — а я старых знакомых навещу. Очень мне интересно, как это так получилось, что они пропустили сюда того, кто такие вещи вытворяет. Под носом Патриархии и порубежной стражи, кстати!

— А еще знаешь, что странно, — задумчиво протянул Иван, и сам ответил. — А то, что ни ты, ни я не ощутили ни-че-го. А ведь должны были! Ведь мощное колдовство работало, от него волны должны были пойти.

— А ты понимаешь, что это может значить? — пополз по позвоночнику недобрый холодок.

Иван кивнул. И лицо у него было мрачным:

— Да. Кого-то о т т у д а к нам пробуют вытянуть. Давай будем надеяться, что это не так, а?

— Давай, — ответил Стас. Без всякой уверенности.

___***___

Плохо было Стеклянному Деду. Это поначалу блестяшки казались забавными. А потом стали совсем не забавными, он за ними пошел, а они в руки не давались, а все вокруг кружили и это был непорядок, а он не любит непорядок, надо, чтобы правильно было, а стекляшки чтоб не бились. И он за ними пошел зачем-то. Он все правильно сделал, он оделся. И валенки надел, конечно.

А стекляшки все звенели и звенели, пока он за ними шел. А потом почему-то перестали и пропали совсем. И он оказался в таком месте, где совсем не хотел быть. И другие тоже здесь были. И тоже не понимали, почему темно, и почему блестяшки не звенят.

А их кормили всех потом, и попить дали. И постель тоже, но постель неправильная была.

И Стеклянный Дед сидел на неправильной постели, сжимал виски худыми сильными руками и мычал. Он все никак не мог понять, куда уходят мысли, и почему те, которые остались, такие глупые и простые, но даже их никак не удается ухватить за хвост. Все время что-то мешало, не хватало того, что делало его человеком раньше. Он никак не мог сообразить, почему на том месте, где раньше был огромный мир, полный пусть сумбурных, но привычных и по-своему связных мыслей, оказалась пустота.

Его словно вытягивал кто-то невидимый, и от этого становилось нехорошо.

Стеклянный Дед тонко постанывал и ложился на неправильную кровать. И другие, которые были совсем рядом в темноте тоже ложились и начинали тоненько постанывать от ужаса.