Дни тревог

— Вы, Юра, ступайте с капитаном на шоссе, — сказал Плотников, только сейчас заметив, что обуты офицеры в полуботиночки, — наших с Панковым сапог здесь достаточно. Что найдем — поделим.

Но больше никаких следов они не нашли, хотя и провели в поисках более двух часов.

Согласно графику дежурств, в понедельник с утра Плотников заступил на пост. С ним в паре, как обычно, Панков, а к обеду на попутке подъехал Савин. Командир дивизиона направил его к Плотникову для «продолжения практики». Павел Антонович искренне обрадовался Сергею, но заметил, что сержант как-то неуловимо изменился, посерьезнел, что ли.

— Ты что такой? Что-нибудь случилось?

— Что со мной может случиться? — махнул рукой Савин. — С тем вот парнем, Сабининым, случилось. Между прочим, на наших с вами глазах…

— Ну и дальше? — сказал Плотников, соображая, куда тот клонит.

— Как вы можете так спокойно говорить, Павел Антоныч? — почти выкрикнул Сергей. — Погиб человек, а вы… Привыкли, что ли? А я ни о чем другом думать не могу. Все время перед глазами тот карьер.

Плотников молчал. Он понимал Сергея. Было это и с ним, но давно, на войне, когда падали наземь такие же юные, как он, солдаты в великоватых касках. Своей смерти Плотников не боялся — ее не увидишь. Страшна была чужая, но тогда шла война…

— Понимаешь, Сережа, если ты не научишься управлять своими чувствами, не работать тебе в милиции. К этому придется привыкать. Не буду объяснять, что на дорогах земного шара погибло уже больше людей, чем в первой мировой войне. Ты пришел работать в ГАИ и должен понимать…

Плотников умолк, глядя на притихшего сержанта.

«Не умею я по-человечески объяснять, — подумал огорченно, — он ко мне со своими горестями, а я его цифрами давлю».

В этот момент на посту требовательно зазвонил телефон, и старший лейтенант даже обрадовался этому: звонок разряжал неловкую ситуацию.

— …А сочувствие, Сережа, чужой беде, конечно, никуда не денешь. Я тебя понимаю, на то мы и люди.

Дошли до Савина его слова или не дошли, Плотникову выяснять было некогда. Телефон просто надрывался. Старший лейтенант снял трубку, выслушал все, что ему сказали, и быстро вышел на шоссе.

— Меня в отдел срочно вызывают, — останавливая первую же машину, пояснил Савину, — останешься с Панковым.

Когда старший лейтенант поднимался по лестнице на второй этаж здания, его окликнул помощник дежурного и сказал, что надо явиться к начальнику.

Плотников кивнул, подошел к застекленной перегородке, за которой работала секретарь Лозового, и вопросительно глянул на нее.

— Полковник уже справлялся о вас. Проходите.

Начальник отдела читал сводку. Его крупное лицо, перечеркнутое резкими складками, в очках, казалось угрюмым. Плотников остановился у окна.

— Садись, Павел Антоныч, извини, сейчас закончу, — бросил Лозовой.

Потом он откинул в кресле свое массивное тело, снял очки и потер переносицу.

— Понимаешь, Паша, какая история… Звонил начальник Кировского райотдела. Просят подключить тебя к Гостеву. Работник он сильный, но дело, похоже, темное, а ты, так сказать, очевидец, да и в автомобилях будь здоров разбираешься. Может, вдвоем быстрее распутаете это происшествие. Данные экспертиз будут к вечеру. Возражений нет?

— Слушаюсь, — вставая, произнес Плотников. — Хотя едва ли из меня майор Пронин получится.

— Не прибедняйся, Паша, — хмыкнул Лозовой. — Старый конь борозды не портит.

Выйдя от полковника, Павел Антонович набрал телефон Гостева, но рокочущий басок сообщил, что лейтенант отбыл в управление к Брайцеву.

— Ладно, — сказал Плотников. — Вернется, скажите, что я жду в своем хозяйстве, у дежурного.

В дежурной части Павел Антонович уселся в сторонке, чтобы никому не мешать, и стал смотреть на светоплан города. План был во всю стену. Контуры районов и кварталов соединялись на нем сотнями нитей проспектов, улиц, переулков. На всех шоссе, ведущих из города, светились маленькими квадратиками стационарные посты ГАИ. Бегающие светлячки показывали место нахождения патрульных машин и мотоциклов. Плотников поискал глазами свой пост, но без очков не увидел и поэтому подошел к плану. Убедился, что квадратик горит нормально, и снова сел на стул.

За пультом капитан Турбин с помощником сноровисто переключали тумблеры каналов связи, запрашивали и выслушивали абонентов, тут же принимали решения и давали указания патрульным. Информации было хоть отбавляй. Турбин никак не успевал вынуть изо рта папиросину с угрожающим свалиться столбиком пепла. Руки были заняты. Плотников поднялся, взял ее у Турбина, ткнул в пепельницу. Взмокший капитан только благодарно мотнул головой и продолжал говорить в микрофон:

— Береза, Береза, я Курган, я Курган, на связь.

Павлу Антоновичу вдруг вспомнились осевшие от взрывов накаты блиндажей, черные лица командиров и орущих до хрипоты связистов… Но это было так, как бы застывшим мгновением. Память как вечная зарубка.

Плотников любил бывать в дежурной части отдела. Правда, тут было шумно от звонков, но именно здесь отчетливо прослушивался транспортный пульс большого города. Со всеми его сложностями, проблемами и неприятностями.