Он указывал куда-то стеком и что-то объяснял, но его заглушала перебранка двух женщин, махавших друг на дружку кулаками над корзиной с ананасами. Элизабет мутило от вони и шума, но Флори этого не замечал и все дальше углублялся с ней в толпу, указывая то туда, то сюда. Все товары имели непривычный вид, сомнительный и дешевый. Там висели на лесках большие помело, словно зеленые луны, красные бананы, корзины с лиловыми креветками размером с раков, гроздья вяленой рыбы, багряные чили, копченая утятина, похожая на окорок, зеленые кокосы, личинки жуков-носорогов, куски сахарного тростника, ножи, лакированные сандалии, шелковые лонджи в ромбик, афродизиаки в виде больших гранул, похожих на мыло, глазурованные глиняные кувшины четырех футов высотой, китайские лакомства из засахаренного чеснока, зеленые и белые сигары, лиловые баклажаны, ожерелья из косточек хурмы, пищащие в плетеных клетках цыплята, медные будды, листья бетеля в форме сердца, бутылки с лечебной солью, накладные волосы, котелки из красной глины, стальные воловьи подковы, марионетки из папье-маше, полоски кожи аллигатора с магическими свойствами. У Элизабет все плыло перед глазами. В дальнем конце базара солнце сверкало на кроваво-красном зонте ламы, похожем на ухо великана. За прилавком четверо дравидских женщин толкли куркуму тяжелыми головешками в большой деревянной ступке, над которой клубилось пахучее желтое облако, щекоча Элизабет ноздри. Она чихнула, почувствовала, что больше этого не выдержит и тронула Флори за руку.
– Эта толпа… эта жара просто ужасна. Как думаете, мы могли бы найти укрытие в тени?
Он обернулся. Откровенно говоря, он был так занят разглагольствованиями – напрасными по большей части, учитывая гомон, – что не замечал, как она переносит жару и вонь.
– О, сожалею, однако. Давайте уйдем отсюда. Я вот что предлагаю: мы заглянем по пути в лавку старика Ли Йейка – это китайский бакалейщик – и он даст нам чего-нибудь выпить. Здесь довольно душно.
– Все эти специи – они как бы дыхание перехватывают. И что это за ужасный запах, как от рыбы?
– О, это просто соус, который делают из креветок. Они закапывают их на несколько недель, а потом выкапывают.
– Это же совершенно чудовищно!
– Довольно питательно, полагаю. Ну-ка, фу!
Последнее было сказано Фло, которая лезла носом в корзину с мелкой колючей рыбешкой, похожей на пескаря.
Лавка Ли Йейка стояла в дальнем конце базара. Чего Элизабет действительно хотелось, так это направиться прямиком в клуб, но витрина лавки Ли Йейка – стопки рубашек из ланкаширского шелка и неправдоподобно дешевые немецкие часы – произвела на нее положительное впечатление после дикарских картин базара. Они уже собирались подняться по ступенькам, как из толпы возник и приблизился к ним щуплый юнец лет двадцати с набриолиненными волосами, разделенными на пробор «по-ингалезски», вульгарно выряженный в лонджи, голубой крикетный блейзер и ярко-желтые туфли. Он приветствовал Флори неловким кивком, как бы сдерживаясь, чтобы не раскланяться по-восточному.
– Что такое? – сказал Флори.
– Письмо, сэр, – сказал юнец и протянул замызганный конверт.
– Вы меня извините? – сказал Флори Элизабет, открывая конверт.
Письмо было от Ма Хла Мэй – точнее, написал его кто-то другой, а она поставила крестик внизу – с требованием пятидесяти рупий, в выражениях, предполагавших угрозу. Флори отвел юнца в сторону.
– По-английски понимаешь? Передай Ма Хла Мэй, я пойду ей навстречу. И скажи, если вздумает шантажировать меня, не получит ни пайсы. Все понял?
– Да, сэр.
– А теперь ступай. Не следи за мной, не то будет худо.
– Да, сэр.
– Клерк хочет работу, – объяснил Флори Элизабет, поднимаясь по ступенькам. – Донимают в любое время.
Он подумал, что письмо довольно странное – он не ожидал, что Ма Хла Мэй так скоро станет шантажировать его, однако ему сейчас было не до того.
Они вошли в лавку, казавшуюся темной после открытого пространства. Ли Йейк, сидевший и куривший среди своих корзин с товарами – конторки не было – увидел, кто пришел, и поспешно заковылял к ним. Он дружил с Флори. Это был колченогий старик в синей одежде, и его желтое скуластое лицо без подбородка походило на добрый череп с косичкой. Он приветствовал Флори, прогнусавил что-то бирманцам и тут же заковылял в глубь лавки, сказать, чтобы подали чай. Чувствовался сладковатый запах опиума. На стенах висели длинные полоски красной бумаги с иероглифами, у стены стоял алтарчик с портретом двух дородных китайцев безмятежного вида в расшитых одеяниях, и перед ним курились благовония. На циновке сидели две китаянки – старуха и девушка – и скручивали сигары из кукурузной соломы и табака, похожего на измельченный конский волос. Китаянки были в черных шелковых брюках, из-под которых выглядывали деревянные туфли кукольного вида, с красными каблуками, натянутые на ступни с выпуклым, опухшим подъемом. По полу медленно ползал голый карапуз, напоминая большую желтую жабу.