Дни в Бирме

Одну из своих анонимок Ю По Кьин послал даже миссис Лэкерстин, поскольку знал силу влияния европейских женщин. В письме говорилось, что доктор Верасвами побуждал туземцев похищать и насиловать европейских женщин – подробностей не сообщалось, да их и не требовалось. Ю По Кьин нашел больную мозоль миссис Лэкерстин. Для нее такие слова, как «подстрекательство», «национализм», «мятеж» и «Гомруль»[67] рисовали в уме только одно, а именно, как ее насилуют нескончаемые ряды черных, как сажа, кули с вращающимися белыми глазами. Эта мысль порой не давала заснуть ей ночь напролет. Так что, если кто из европейцев и питал добрые чувства к доктору, они стремительно таяли.

– Так что, видишь, – сказал Ю По Кьин с довольным видом, – видишь, как я его подловил. Он словно подпиленное дерево. Только тронь – и упадет. Пройдет недели три, и я это сделаю.

– Как?

– К этому я и веду. Думаю, пора тебе узнать. Ты в таких делах ни бельмеса не смыслишь, но язык за зубами держать умеешь. Слыхала, под Тонгуа мятеж зреет?

– Слыхала. Дурачье они, деревенские. Что они смогут с дахами да кольями против индийских солдат? Их как зверей перестреляют.

– Само собой. Если поднимут бучу, им пустят кровь. Но это лишь горстка суеверных крестьян. Они верят в эти чертовы бронежилеты, которые им раздают. Презираю такое невежество.

– Бедняги! Почему ты их не остановишь, Ко По Кьин? Нет нужды никого арестовывать. Тебе стоит только показаться там и сказать, что ты знаешь их планы, и они ничего не посмеют.

– Ну, что ж, я мог бы их остановить, конечно, если б захотел. Но не хочу. У меня свои резоны. Видишь ли, Кин Кин, – только, пожалуйста, помалкивай об этом, – это, как бы сказать, мой личный мятеж. Моих рук дело.

– Как?!

Ма Кин уронила сигару. Ее глаза едва не вылезли из орбит. Она была в ужасе.

– Ко По Кьин, – воскликнула она, – что ты такое говоришь? Шутишь, наверно! Ты поднимаешь мятеж – не может такого быть!

– Еще как может. И все пройдет, как по маслу. Этот колдун, которого я привез из Рангуна, башковитый малый. Он по всей Индии выступал фокусником в цирках. Бронежилеты закуплены в магазинах «Уайтэвэй и Лэйдлоу»[68], по рупии и восемь аннов. Прилично потратился, чтоб ты знала.

– Но, Ко По Кьин! Мятеж! Это же будут бить и стрелять, поубивают всех бедняг! Да в своем ли ты уме? Сам-то не боишься, что застрелят?

Ю По Кьин застыл на месте в изумлении.

– Боже правый, женщина, что ты вбила себе в голову? Ты ведь не думаешь, что я поднимаю мятеж против правительства? Я – государственный чиновник с тридцатилетним стажем! Упаси господи, нет! Я сказал, что устрою мятеж, а не что буду участвовать в нем. Это деревенские дурачки будут своей шкурой рисковать, не я. Никому и мысли не придет, что я в этом как-то замешан, не считая Ба Сейна и еще одного-другого.

– Но ты сказал, что подстрекаешь их к мятежу?

– Конечно. Я обвинил Верасвами в подготовке мятежа против правительства. Что ж, я должен предъявить им мятеж, как иначе?

– Ах, вон оно что. А когда разразится мятеж, ты скажешь, что зачинщик доктор Верасвами. Так, значит?

– Дошло, наконец-то! Я-то думал, последнему дураку будет понятно, что я поднимаю мятеж только затем, чтобы его подавить. Я – как там мистер Макгрегор выражается? – агент провокатёр. Латынь, не по твоим мозгам. Я – агент провокатёр. Сперва я убежу этих дураков в Тонгве поднять мятеж, а затем арестую. Как только они изготовятся к мятежу, я схвачу главарей и всех побросаю в тюрьму. Вот тогда, смею сказать, могут возникнуть беспорядки. Кого-нибудь наверняка убьют, а еще нескольких отправят на Андаманские острова. А я между тем стану главным героем. Не кто иной, как Ю По Кьин, подавит опаснейший мятеж в мгновение ока! Я стану местной знаменитостью.

Ю По Кьин, по праву гордый собой, продолжил мерить шагами комнату, держа руки за спиной и улыбаясь. Ма Кин какое-то время обдумывала услышанное. Наконец она сказала:

– Все равно в толк не возьму, зачем тебе это, Ко По Кьин. К чему все это? И при чем тут доктор Верасвами?

– Ты никогда не поумнеешь, Кин Кин! Разве я сразу тебе не сказал, что Верасвами мне поперек дороги? Этот мятеж – самое то, чтобы избавиться от него. Конечно, мы никогда не докажем, что это он зачинщик, ну и подумаешь? Все европейцы примут как должное, что он как-то в этом замешан. Так они привыкли. С ним будет покончено. А его падение – это мое возвышение. Чем больше я его очерню, тем краше сам предстану. Теперь поняла?

– Поняла-то поняла. Только думаю, низко это, гадко. Удивляюсь, как тебе не стыдно мне рассказывать?

– Вот что, Кин Кин! Давай ты не будешь нести эту чушь?

– Ко По Кьин, почему одни злодейства тешат тебе душу? Почему все, что ты ни сделаешь, должно быть кому-то во вред? Подумай о бедном докторе, которого лишат должности, и о деревенских, которых застрелят или будут бить бамбуком, а то и посадят на всю жизнь. Разве без этого нельзя? Зачем тебе еще деньги, когда ты и так богач?