«Дорниак», нанесенный на тыльную сторону ладони, махом вскипел и оставил после себя жуткие волдыри. И непередаваемую боль.
Клацая зубами, поливая руку из фляжки, вспомнил чудо-девочку Троле.
Она, таки, что-то сделала идеально.
Только иммунную систему — ушатала начисто!
И теперь, мало того, что у меня на что-то аллергия, так еще и с медициной будут проблемы!
От таблетки, предложенной егерем, я мужественно отказался — хрен его теперь знает, куда меня отправит тривиальный «анальгин»…
Флаер Вагнера, оказался припрятан почти в километре от дороги, под навесом из склоненных в шалаш, елей.
Очень даже здорово — сверху не увидеть, пока двигатель холодный.
Пока шли, волдыри полопались, и стало еще хуже — руку дергало и крутило.
Добравшись до флаера, Ильич достал из аптечки еще одну редкость — баллончик с псевдокожей и довольно хмыкнул, видя мои округлившиеся, глаза.
— У меня снабжение — лучше, чем на фронте! — Подмигнул он мне, заливая ожог белой пеной. — Все хотят свежатинки. А тут…
— Ох и выжига! — Расхохотался я. — Ох и пройдоха, ты, Петр Ильич!
— Алтайские, мы! — Гордо приосанился егерь, но не выдержал и расхохотался следом. — Не суди, хлопче. Жизнь здесь, не проще чем у Вас, там. И туристы у нас… Не простые… То из союзных, припрутся… То — вояки… Вот и экипировку, подкидывают. А остальное — вертимся. Привычные.
— Ильич… — Внезапно вступила в разговор Летиция. — А вояки, лет семь назад… Никаких, «побегушек», не устраивали?
Я, малость струхнул — уж слишком в лоб, задала вопрос девчонка.
— Семь? — Петр Ильич впялился сперва в лицо девушки, затем перевел взгляд в небеса. — Меньше знаешь — крепче спишь. Больше знаешь — «спи спокойно, Дорогой Товарищ»!
«Значит, бегали…»
Прощанье с моими спутниками по «Вишенке» — «Карталлеру», получилось быстрым — я пожал руку Федору, оставляя в его ладони маленький листочек с координатами моего прадеда и просьбой сообщить, как они устроятся.
Летиция меня обняла и расцеловала, уже сидя в кабине флаера.
Двери захлопнулись, машина приподнялась на метр от земли и скрылась из глаз, растворившись в еще пока, не по-осеннему, сочной и яркой, зелени.
Нахально забравшись в шалаш, сунул под голову баул и завалился отдыхать.
«… — У тебя, просто феноменальная способность притягивать к себе, хороших людей! — Капитан Матвеев, сидел напротив меня и стучал ручкой по столешнице. — Только, если хорошие люди вокруг тебя, то тогда, вокруг остальных…
Идея была понятна и продолжения не требовалось.
— Свободен, лейтенант. — Скомандовал Матвеев, отбрасывая ручку. — Через месяц, буду ходатайствовать, чтобы «звездочки» вернули. А пока — не обессудь, сам виноват!..»
А через девять дней мы получили сигнал из системы «Рашпиля»…
Шорохи леса, чистый воздух, тянущая боль в обожженной руке, плотный полог еловых ветвей над головой, баул, удобно смявшийся по форме головы — чего еще надо?
Правильно — пожрать!
Саморазогревающиеся пакеты, фляжка с водой и все. Всего делов — то, потянуть и повернуть, получив на выходе горячее блюдо.
На первое у меня был бигос, на второе — котлета, отчего-то, названная «по-киевски» и два сладких пирожка.
Сыто икнув, смял упаковку и убрал ее в баул — мусорить на природе не приучен. А на островах, за такое поведение, можно было и зубов лишиться!
После сытного обеда, навалилась дремота, и плавное течение мыслей перешло в другую плоскость.
От меня, офицера, ко мне — мальчишке.
Вроде и вспомнить, много чего, можно…
А присмотришься — и вспоминать — то нечего.
Побег мой, из дома, был скучен и прост — отправился в школу, а оказался на островах.
Директриса, взявшая за моду дергать учеников на всяческие олимпиады и прочие шоу, выдрессировала учителей настолько, что моё заявление, что Катерина Максимовна направила меня на олимпиаду, даже никто не проверил!
Вот и нарисовалось у меня пара часиков, которые и были моей форой.
Как выяснилось, форой у меня было не пара часиков — весь день!
Директриса, со своего поста слетела серебристой рыбкой — постарался дед.
В отместку, по словам Ольги, нашу семейку песочили все психологи, до которых дотянулись руки отдела образования.
«Собачья свалка», вышла знатная!
Искали даже на дне реки, будто я мог пойти и утопиться!
Блин, они бы еще меня на школьном чердаке, поискали — вдруг я повесился!
Правда, переодевался я, действительно, на чердаке и аккуратно повесил форму на плечики, сказывалось вбитое родителями, воспитание.
Ничего, острова быстро превратили меня в шалопая и выдергу!
Сунувшая свой нос в мой шалаш, кошка, с мявом вылетела и шмякнулась в заросли ежевики — не надо меня пугать! Я ведь, от страха и пукнуть могу!
Судя по кисточкам и бакенбардам, обидел я рысь…
С одной стороны, стало очень стыдно… А с другой — нефиг лезть, когда человек тащится!
Шорох приближающегося флаера, словно волшебный сигнал, прогнал всю мою замечательную сонливость.
Петр Ильич, уже избавившийся от своего комбеза и восседающий за рулем в обычном камуфляже, потерял толику импозантности, зато приобрел — значимость. На плечах его, выделялись погоны полковника и петлицы 4-го, отдельного, полка горных егерей «Росомаха».