Дни волка (СИ)

«Снежинка», аппарат новый, экспериментальный и многое из его конструктивных особенностей, уворованных, простите, подсмотренных на захваченных у врага машинах, для нас даже в определенные рамки, не влезало.

Вот и этот самый, пятиточечный, ремень, пристегиваемый вручную…

— Надо рекламацию, на завод, отправить… Чтобы, хоть какой-то сигнал, приляпали… О не пристегнутом, ремне… — Буркнул я себе под нос.

— Уже. — Л'Х'Н'Шиегу уселся рядом со мной. — Еще вчера… Запомнишь, теперь?

— Оххлон! — Ответил я.

— Оккхлон… — Поправил меня шактиец. — «Оххлон», это средство от тараканов. У тарийцев.

— Таруш? — Слегка замешкался я, с подбором слова.

— Правильно. — Хашин улыбнулся. — «Оккхлон»— Навсегда. «Таруш» — Прости. «Лиирид» — Вылазь.

— Мартиго? — Блеснул я, подслушанным вчера, словом.

— Торт, пирожное… Что-то маленькое, сладкое и вкусное… — Перевел Хашин. — В столовой, услышал?

— Убью… — Вызверился я, заводясь с пол-оборота, однако было уже поздно.

Алена Иоганновна, отбывшая два часа назад, на повышение, таки смогла мне отомстить. Переведя мое прозвище, на шакти и озвучив его, в присутствии всех пилотов, при обращении ко мне.

— Что-то не так? — Хашин замер, пытаясь взять меня на скан.

Видимо, от расстроенных чувств, ему это удалось. От моих, расстроенных, чувств…

— «Тортик»?! — Он уставился на меня такими глазами, что мне захотелось провалиться сквозь кабину «снежинки» и, заодно, через все палубы. — Почему?!

— На третий месяц, после начала, «Морскую осу» отправили в первый рейд. — Начал рассказывать я, понимая, что лучше поведать правдивую историю возникновения моего прозвища, чем услышать, некоторое время спустя — совершенно фантастичную. — Выбросив три звена, на стандартный патруль, «Оса» ушла на «посев», в соседний квадрат. Сам понимаешь — стандартный патруль — сутки. Скукота — смертная.

Шактиец кивнул, тяжело вздыхая.

— Мой позывной был «Кий»… — С сожалением вспомнил я, такой чудесный позывной. — По уставу, на суточном патруле, двое отдыхают — один бодрствует. Три тройки — трое всегда наготове. Ну и лясы, почесать… Куда ж без этого. Вот и разговорились, кто, что любит… И, чем нас встретят на «Осе» — у капитана, как раз, юбилей подкатывал. Заспорили, что лучше и что — вкуснее. Народ требовал мяса, а я сладкого. В конце — концов, до хрипоты, разлаялись. Старшего разбудили.

Он нам: «В мать и душу и звезды!»

Мои напарнички: «Да, этот, все тортик, требует!»

Я: «Да, тортик!»

Старший: «Тортик, тортик… ««Дырка», слева!»

От моего вопля: ««Дырка» слева», Хашин затравленно кинул взгляд налево и облегченно вздохнул — «Дыркой», истребители всех частей, называют Керранский тяжелый эсминец, идеально заточенный под уничтожение «москитов». За его черный камуфляж и вид сверху — круглый, воронкообразный, он и получил свое название.

— «Дырку» мы разобрали. Он, по-моему, и сам не ожидал нас встретить так далеко — шел в походном положении, на четверти полей, только от пыли, отмахиваться. — Я усмехнулся. — Так что, когда «Оса» вернулась, на месте «Кия», оказался «Тортик»… А еще, появилась традиция… Каждую разобранную «Дырку», отмечать тортом. Шоколадным.

— У нас отмечали «Кажавцев» — крейсера и мониторы. — Задумчиво покачал головой Хашин. — Я из «Хищников» — штурмовиков… У нас немного… Не так.

— Летал на чем? — Поинтересовался я просто так, для поддержания беседы.

Хашин отмахнулся и спрыгнул с плоскости.

Вот так всегда — душа шактийца потемки, пострашнее могилы. Они… такие скрытные…

А еще, у меня есть подозрение, что с некоторыми из них, «осы» встречались в бою. По разные стороны, барьера, так сказать… Например Хашин, на имитаторе, делает поворот налево, развернув кабину вправо, прикрывая нежное брюшко «Снежинки». Только, именно так же, уходили в поворот темно-синие москиты с четырьмя золотыми молниями, на корпусах и крыльях, собравшие с нашего авианосца богатую дань, новичками и торопыгами. В самом начале… Через год, даже упоминания, о «молниях», нигде не встречалось. Да, мы их знатно потрепали, встретившись еще раз, через две недели, но выбить всех — нонсенс! А тут, такое…

За всеми моими размышлениями, сам не заметил, как прошел санобработку, тобишь принял душ и переоделся и теперь топаю, куда глаза глядят.

Сегодня Хашин великодушно задержался со мной, отрабатывая мелочь, а завтра — начнется новый день. И начнется он, как всегда — с горячего душа, натягивания спецобмундирования, в виде тонкой пленочки, канареечно-желтого цвета на распаренную кожу и первого, наконец-то, вылета.

В будущем, обещают, что пленку можно будет просто напылять или даже — вот чудо-то — сделают внутренним слоем нашего летного скафандра.

Это в будущем. А пока, четырнадцать душ, ругаясь, на чем свет стоит — исключительно шепотом — натягивали на свои красно-распаренные тела пленочку защиты от паразитарного излучения, превращаясь в блестящие елочные игрушки. После десяти часов пребывания в этой гадости, тело отчаянно зуделось и, чесались мы — не переставая. Понятно, что это уже было больше нервное, чем необходимое, но… Прадед этот вопрос уже поднял и мы все, с оптимизмом, смотрели в будущее.