Дни

Гордон уже устроился на заднем сиденье такси, стоящего в ожидании, и барабанит пальцами по колену. Линда нарочно не спеша запирает за собой дверь калитки, потом степенно шагает по мостовой к машине и садится рядом с мужем. Дело не только в том, что она не желает торопится: ей хочется, чтобы ее сейчас увидело как можно больше соседей. Она точно знает, что Белла (в трех домах отсюда) украдкой выглядывает в окошко кухни. Хотя Линде и не видно, как Белла расширяет щелку в оконных ставнях, – у нее чутье на подобные вещи. Между тем, если отсчитать еще пять дверей на той стороне улицы, то там из-за прозрачных занавесок в гостиной за ней наблюдает Марджи. Линда мельком углядела ее силуэт за кружевными складками штор. Она уверена, что остальные соседки тоже не сводят с нее глаз. Вся улица должна знать, куда они с Гордоном отправляются сегодня.

В салоне такси невыносимо пахнет освежителем воздуха – чтобы избавиться от едкого ванильного запаха, Линда первым делом, захлопнув дверцу, настежь раскрывает окно. Водитель – сухопарый мужчина с длинными волосами, глубоко посаженными глазами и неухоженными усами – бросает беглый взгляд на отражение Линды в зеркале заднего вида, едва заметно кивает, будто придя относительно нее к каким-то выводам (хотя такой жест мог означать просто приветствие) и берется за руль.

Такси начинает медленно отъезжать. Линда приближает лицо к открытому окну, чтобы вдохнуть не подвергшегося «освежению» воздуха, а также затем, чтобы ее лучше могли видеть. Она сейчас так взволнована, что не в силах собраться с мыслями. «Дни»! Они едут в «Дни»! За тридцать один год своей жизни Линда не может припомнить случая, когда бы она еще так ликовала. Даже в день свадьбы, хотя она была действительно счастлива, осаждавшие ее сомнения и тревога помешали сполна насладиться радостью момента. Сегодня же, в отличие от того дня, ее переполняет блаженная уверенность, что вот оно, то самое, чего она действительно хочет.

Разумеется, она этого хочет! Линда была еще совсем маленькой, когда начала мечтать о «Днях». Мать смеялась над ней, когда она уверяла – с абсолютной, несокрушимой убежденностью, – что однажды обязательно переступит порог первого и (бесспорно) крупнейшего гигамаркета в мире, держа в руке карточку с собственным именем. «Если только ты не выиграешь в лотерею или не выйдешь за миллионера, – со смехом отвечала мать, – тебе светит войти в «Дни» разве что в униформе продавщицы!» Но такова уж была ее мать. Отец Линды – равнодушная и бесчувственная скотина – постоянно третировал жену, обрушиваясь на нее с ядовитыми нападками и придирками, а та мирилась с таким обращением, потому что просто боялась думать о том, что жизнь могла бы предложить ей лучшую долю: ведь это означало бы, что она сама предпочла худшую. Линда росла в уверенности, что ни за что на свете не повторит судьбы матери, и – хвала Создателю! – не повторила. Сегодняшний день – тому доказательство.

Когда такси подъезжает к концу улицы, Линда видит, как из табачной лавки на углу выходит Пэт. В руках у Пэт – лотерейный билет от «Дней», она в очередной раз энергично вписывает свое «счастливое» число. Линда окликает, Пэт, та замечает ее и машет рукой. На лице у Пэт неуверенная улыбка. Кажется, ей требуется какое-то время, чтобы понять, куда это Линда с Гордоном могут ехать на такси в четверг утром, – это при том, что всю прошлую неделю Линда только и говорила, что о предстоящей поездке в «Дни». Линда машет в ответ, повернув ладонь тыльной стороной к Пэт и томно поведя ею от запястья – с юмористически-царственной, на ее взгляд, небрежностью. Пэт, видимо, юмора не понимает: улыбка сходит с ее лица, сменяясь хмурой гримасой. Придется Линде потом объяснять ей, что за ее жестом скрывалась самоирония. Ей не хочется, чтобы у Пэт создалось неверное впечатление, чтобы она всем растрезвонила о том, как стала задаваться Линда Триветт, стоило ей подучить» серебро».