Он долго не мог успокоиться. Вдоль и поперек его мозга, по дальним закоулкам с односторонним движением, блуждали обрывки мыслей; ему то и дело приходилось вытаскивать их из тупиков и подталкивать на правильный путь. Когда ему наконец удалось переварить только что закончившийся визит, вывод был таким: он больше никогда не увидит Артнара, страшная история происхождения которого раскрыта.
Карл без труда мог пережить то, что больше не увидит брата; труднее было не знать историю его матери. Что в ней было такого ужасного?
Также ничего не было сказано о подробностях в деле об убийствах. И врач не сообщил ему никаких деталей – просто сказал, что он больше не под подозрением. Конечно, он сможет узнать всю информацию позже, когда начнет сам вставать и говорить. Ну, или даже сейчас – если б они наладили радио у его кровати или поставили в палату телевизор.
А пока он должен теряться в догадках о том, кто мог убить Халли и женщин и что скрывалось за всеми этими убийствами. Как, например, они были раскрыты? Почему этот человек их совершил? Кто стоял за коротковолновыми передачами? А может, ему вообще придется провести остаток своей жизни здесь, напрасно ломая голову над возможными ответами?
Его глаз закрылся. На него снова наплывала дрема, но, может, это и неплохо: теперь ему есть о чем подумать. Не то чтобы у него было много из чего выбирать.
Когда Карл вернулся в реальность, перед его глазами снова маячил красный цвет. Но это был другой красный, он был мягче и полон золотистого света – красивее, чем прежний.
Карл дождался, пока глаз полностью открылся, и удивился, увидев на стуле, где раньше сидел Артнар, маленькую девочку. У нее были рыжие волосы и, кажется, зеленые глаза; она была одета в застегнутую до самой шеи куртку. Держась руками за край сиденья, болтала худенькими, не доходившими до пола ногами.
– Меня зовут Маргрет, мой папа работает здесь, в больнице. Он сказал, что я могу тебя навестить. – Девочка вытянула шею, чтобы заглянуть Карлу в глаза. – Папа сказал, что к тебе никто не приходит; мне кажется, это грустно. – Она снова уселась, глядя перед собой. – Я вижу, что ты смотришь на меня, и знаю, что ты не можешь много говорить. Но это ничего – мне больше нравится говорить, когда меня не спрашивают постоянно о чем-то.
Карл попытался улыбнуться – и почувствовал, что один уголок рта ему подчинился. Ему очень хотелось, чтобы девочка продолжила свой монолог. И его желание исполнилось.
– Фрейя сказала, что мне нужно говорить о том, что случилось. Что случилось с моей мамой. Если я буду держать это внутри себя, то может случиться что-то плохое. Правда, я не знаю что.
Имя Фрейя, по всей видимости, было связано с той женщиной и собаками, о которых его спрашивали. Карл навострил уши; жаль только, что он мог слышать лишь одним и, слава богу, что он лежал на парализованной стороне.
– Поэтому я хочу поговорить с тобой. О моей маме. И о плохом человеке. Потому что ты можешь только слушать.
Девочка слегка откинулась на спинку стула.
– Фрейя застрелила плохого человека. Тебе повезло, что она не застрелила тебя, когда все думали, что ты плохой. Я всегда знала, что он – это не ты.
Карл почувствовал наполнившее его тепло. Вот бы ему поговорить с этой девчушкой, когда было хуже всего – во время допроса в полиции… Но почему она сказала им, что узнала его на фотографии? Это, должно быть, та самая Маргрет, о которой говорил следователь…
– Полицейские думали, что я думала, что ты убийца. Но Фрейя показала мне плохую фотографию, где ты был с твоим братом. А он – брат убийцы, и они чуть-чуть похожи. Тогда я сказала совсем не про тебя. – Девочка погрустнела. – Извини, пожалуйста, это получилось нечаянно.
Карлу удалось выдавить из себя звук, который они оба истолковали как означающий, что он принял ее извинения.
– Но плохой человек не умер – Фрейя стрельнула ему в живот, а не в сердце. Я не знаю, хорошо это или плохо, я еще не решила. Если б он умер, я больше никогда не думала бы о нем.
Рассказ был не самым последовательным, но это не имело значения – Карл прерасно понимал ее.
– А может, и думала бы. Моя мама умерла, но я все равно часто думаю о ней.
У Карла получилось едва заметно кивнуть, и девочка улыбнулась ему.
– Папа сказал, что твое здоровье наладится. Будет не совсем, как раньше, но лучше, чем сейчас. – Маргрет наморщила нос. – У тебя в мозгу кровь.
На минуту замолчав, будто о чем-то раздумывая, она продолжила уже о другом:
– У одного полицейского получилась неприятность, потому что он думал, что ты был плохим человеком. Он не знал, что это был его друг, который был полицейским. Плохой человек был полицейский! – На лице девчушки отразилось удивление. – Я не знала, что так бывает. Но Фрейя подстрелила его. Он не может быть снова полицейским. Его посадят в тюрьму. Другой полицейский, наверное, тоже больше не может быть полицейским. Потому что он не догадался вовремя. Полицейские должны догадываться.
Девчушка перевела взгляд на окно.