— Как? Был же другой текст! — вскрикивает Аня. А ее мамаша кулем оседает в кресле. Буравит меня злыми глазками, а потом подрывается с места.
— Все из-за тебя, гадина! Тварь!
— А ну на место! — рыкает Матвей, подрываясь с места.
— Это ты поменял завещание! Вчера в нотариальную контору кто ездил?
— Ваши инсинуации неуместны, — обиженно вскидывается нотариус. — Завещание написано в единственном экземпляре. И хранится у меня уже три года. Другого нет. Но вы можете обратиться в суд и оспорить волю Александра Юрьевича.
— А как же… — вскрикивает Аня и осекается на полуслове. Задумчиво смотрит на мать, потом переводит взгляд на гуляющего под окнами Ангела и заявляет решительно. — Наверное, я воспользуюсь этим вариантом.
— Стерва! Гадина! Предательница! — вопит Инна, набрасываясь на дочь. — Тряпка, а не человек…
— Уезжай, систер, — заявляет Матвей, когда Ник с Жекой растаскивают женщин в разные стороны. — Я тебе организую транш на обустройство. Только уезжай. Они тебе здесь житья не дадут.
— А как же я? — театрально вздыхает Инна, прикрывая ладонью глаза. — Обобрали меня и из дома выгоняют.
— Не прибедняйся, маман, — пренебрежительно бросает Матвей. — Отец покупал на твое имя несколько квартир. И у Ани есть собственные трастовые накопления. На паперти вам сидеть не придется…
Но Инна, не слыша, решительно поднимается с места.
— Погоди! — грозит мне пухлым пальцем. — Отольются тебе мои слезы, сволота. Гори в аду, тварь!
— Уезжай, Инна, — отрезает Матвей — Чтобы сегодня тебя здесь не было.
— Я-то уйду! — напыщенно заявляет Сашина вдова. — Но вам отомщу обязательно! Твари! Теперь понятно, почему ты на ней так быстро женился. Решил все себе захапать… Нас кинуть!
— Так и было, — надменно кивает Матвей. Что-то еще говорит мачехе.
Вот только я ничего не вижу и не слышу. В глазах темно. В ногах слабость. Даже подняться не могу.
Зачем Саша все завещал мне?! Бред какой-то! Почему не Лизе? Почему не поделил поровну между своими наследниками?
— Криста, с тобой все в порядке? — наклоняется ко мне муж, выпроводив народ из библиотеки. Внимательно вглядывается в лицо. И даже не скрывает своего беспокойства.
— Мне не по себе, — признаюсь честно. — Неожиданный поворот…
— Папа! — усмехается Матвей, поднимая глаза к потолку. — У старика было своеобразное чувство юмора. — Но ты наверняка знаешь…
— Он обычно не шутил, — вздыхаю я, вспоминая задумчивого печального человека, недавно похоронившего младшего сына.
— Шутил, но очень своеобразно. До меня многие его шутки со временем доходят, — дурашливо морщит нос Матвей и пожимает плечами. — Вроде не похож на жирафа.
Слабо улыбаюсь мужу.
— Пойдем, провожу до спальни, — предлагает он.
— Мы вроде на кладбище собирались, — напоминаю я и прошу робко. — Давай навестим Александра Юрьевича.
— Не возражаю. Можно прогуляться, пока не так жарко.
— Далеко идти?
— Примерно как к собачьей ферме, только в другую сторону, — машет рукой Матвей. И заметив, как в библиотеку стремительно входит Ангел, делает шаг ему навстречу.
— Слышишь, Шершнев, — заявляет он раздраженно. — Что происходит? Почему обделил мать и сестру?
— Облажался ты, Хер-рувим, — насмешливо цедит муж, делая ударение на первом слоге. — Ничего тебе не обломилось… Собирай манатки и проваливай.
— Ну, ты и козел, Шершнев, — мотает головой странный гость. — Аня подаст в суд и выиграет это дело. Тут же все шито белыми нитками…
— Отвали от моей сестры, сволочь, — рыкает Матвей, наступая. — Иначе…
— Да что ты мне сделаешь? — хмыкает Ангел, спасаясь бегством.
— Врезать бы ему, да руки марать неохота, — словно от боли морщится муж. И вернувшись ко мне, улыбается печально.
— Пойдем, Криста, — протягивает руку. И как только я поднимаюсь ему навстречу, решительно выводит из дома.
41. Кристина. Ну привет, Джо!
Дорога к местному кладбищу проходит через центр поселка. На первой линии стоят виллы, а на второй расположились гольф-клуб, теннисный корт. А вот за ними, на холме одним боком прижавшись к горам, стоит погост, обнесенный высоким забором.
Поднимаюсь по каменным ступенькам. Стараюсь запомнить каждый шаг, каждый поворот. Хочу сюда прийти одна, без свидетелей. Посидеть на могилке любимого мужчины. Поболтать. Пореветь.
Если вдуматься, я видела его только живым. На похоронах не была. Так и не успела проститься.
Сразу за оградой замечаю усыпальницы с колоннами и мраморными вазами.
— Впечатляющее зрелище, — киваю на фасад одного из склепов.
— Соседи чудят, — улыбаясь, Матвей машет в сторону склепов. — И тут умудрились устроить соревнование. У кого круче. Но я в этой гонке не участвую. У нас все скромно. Кладбище поделено на сектора, — объясняет мне по дороге. Ведет за руку куда-то вглубь. — Пять семей. Пять участков. Наш самый дальний. Вот добьют, прикопаешь здесь, — усмехается криво.
Каждое слово бьет электрическим разрядом по нервам.
— Что? — охаю я. — Почему?
— На меня объявила охоту какая-то сволочь. Вычислю, зашибу.
— Вот и ищи, — бросаю в сердцах. Пережить еще одну гибель близкого человека… Нет! Не хочу!