Читаем До 25 или «Бисер для R» полностью

Делаю всё как написано, как учили – засыпаю-нажимаю, включаю, перемешиваю-вспениваю-выключаю-вливаю-рисую-ставлю-выключаю-споласкиваю. Готово. Алгоритм простой – ничего лишнего. Лишнего у меня в голове навалом… я долго училась, но это иллюзия – многие знания – многие печали, эх, если бы знать об этом раньше… Наверное, за этим и стоило учиться. Учиться, чтобы быть умничкой, потому, что это была «твоя работа, раз пока ты не имеешь своей семьи и денег», «нормальному человеку, который хочет добиться успеха, нужно высшее образование» – или большие неприятности. Большие или высшее – высшая мера. Я всё делаю так, как правильно, как надо им, и как надо бы мне… Это всё потому, что я всё время боюсь, что ничего не получится… Боюсь? – боялась… Теперь я сама себе хозяйка, и мне плевать на последние шесть лет и всё это «что-то ещё», что принято называть достижениями. Я фотографирую, танцую, пою, рисую, сочиняю, играю и умею слушать. А теперь ещё и прекрасно подаю кофе. Ухожу из дома и прихожу в обещанный час, снимаю за недорого и не беру кредитов, планирую покупки, стараюсь не быть занудой и не доводить уровень бардака до помойки. Самостоятельность – мечта каждого, кто родился или вырос умницей, но, чёрт возьми, что нам с того?!..

Особая тишина кругом, неяркий свет, блеск – там, где и столько, сколько нужно. Атмосфера. Ничего лишнего, запахи лёгкие и приятные, звон бокалов охлаждает воздух, дерево цвета тёмного пива и тёмное пиво в блестящем бокале – подаю, сливаю пену и думаю, как образуются сливы. Я нервничаю и понимаю, что неизбежно близится конец увертюры.

Внутренний мир развивается по спирали, чтобы шагнуть в окружение, вовне, дневник – страницы предательства, написанного твоею же рукой, сумятица на первых порах, отталкивающее непонимание и нетерпение – не хуже, чем у самой себя, листающей страницы до чего-то важного, не имея возможности заглянуть в конец. Саморефлексия и кафкианские трущобы, съеденная до самой крошечки самостоятельность и попытки духа раскрыться перед такими же духовно неимущими, поползновения в тиши и той же зачарованности эрмитажной пустоты – глядеть во все глаза, всю жизнь, становясь экспонатом – как заключение в одиночной камере с правом глядеть в окно, которое вечно, как сама жизнь, за которой ты наблюдаешь. Когда я стала такой?.. Лёгкие шаги в безумие и вглубь, стремясь вырваться наружу, где знания, где свет, где мальчик тычет в книжку пальчиком со словами: «Мама мыла раму», – и ты понимаешь, что всё это бред, что это наши воспоминания, опережающие события или детство, ставшее нашим будущим, и все аналитики, и Фрейд, который не так хорош, но, почему-то, часто прав – не втыкаясь и выпадая ключом из замка, а предвидением обстоятельств и травм, стремлением отвернуться или пнуть ногой стол, а не стоящего рядом 12. Чемоданы с двойным дном и не открывающейся крышкой души, которых не вытрясти наружу никак без хирургического вмешательства, со страхом, что уже будет слишком поздно, беспокойство за того, кто берёт книгу в руки, достигает своего предела – он или кинет её на полку, или научится жить в такт с собой – так задавай вопросы, спеши – ведь жизнь коротка….


– Я ничего не понял – ты и про процесс творчества, что ли, хочешь рассказать?

– Ага, но давай потом, а то мне заказы отбить надо, просто посмотри там запятые…


Вот они – репетиционность, муки авторского замысла…. Всё взаправду только для тебя, для остальных – это работа, ситуация… А где же волшебство, рождённое из повторений13, где красота человеческих чувств и подлинность, которую дарит настоящее представление? Режиссер крепко стоит на ногах, он точно знает, что хотел сказать, но услышат ли его те, кто хочет полюбоваться декорациями, и выдержит ли его сердце провал? Нет, что я говорю???.. Всё уже определено, актёры заняли свои позиции и генеральная репетиция позади. Тронулся занавес, представлены герои, и теперь только ждать, когда мы выйдем на свет – или… Упрямо смывать мелом с доски написанное, писать заново, перечеркивать, уточнять, удаляться, ляпать и искать заново… пожалеть и вспомнить себя, написать кратко и нечестно, но чисто (кто знает, кто прав и где правда?). И поднять глаза – снег… Вот он – искренний и простой, совершенный – всего лишь своей тенью как тонкой длинной чертой, пересекает страницу и отправляет её в долгий ящик смерти, живая мертвечина творчества – конгломерат гадостей для меня и тебя, откровения без повода. Бодлер, как всегда, прав14, но сколько лет нужно, чтобы понять, о чём это он… Эти скучные книги с порицанием человеческой природы дышат гадостями, отталкивающими юный ум и соблазняющими ум дряхлый, где человек гол, мерзок и одинок, и ты отворачиваешься, а правы – вы оба. Я хочу думать о людях лучше… О тебе, о них и о себе тоже…


– Два кампари оранж и капучино с корицей.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары