Читаем До февраля полностью

Орала реликвия пронзительно. Звонок, ревербируя, обегал все углы сумрачного холла и ссыпался к конторке охранника и следующей трели. Правда, следующая трель случалась не всегда – днем звонок перехватывали бухгалтерия и рекламная служба, в которых еще сохранился городской телефон. Да и проклятые спамеры давно добрались до ведомственных номеров и названивали круглосуточно. Такие вызовы сбрасывались после третьего звонка, поэтому Петр Карпович, с трудом сдерживаясь, ждал четвертого.

На сей раз дождался и схватил трубку.

– Охрана.

– Это издательство? – уточнил мужской голос. – Здравствуйте. А могу я с редакцией поговорить?

Хулиган или пьяный, подумал Петр Карпович, голос издевательский, напевает будто, и отрезал:

– Нет, не можете. Звонок на охрану пришел, значит, в редакции никого. Вы в какое время звоните-то, пораньше надо было.

– А в «Пламени» тоже никого?

– Как? – удивился Петр Карпович, поводил пальцем по списку арендаторов, который и так помнил наизусть, и отрубил: – Нет тут никакого «Пламени».

– Журнал «Пламя», литературный, – терпеливо протянул собеседник.

Не издевается, а всегда так говорит, как вьетнамец, сообразил Петр Карпович с легким сочувствием, заодно и вспомнил:

– А! Был такой вроде, но сто лет как закрыт. Нет никаких журналов тут давно, и газет тоже.

– А архив когда работает?

– Архив? Молодой человек, мне откуда знать? Утром по этому же номеру… Алло. Алло!

Он строго посмотрел на трубку и опустил ее на рычаги. На окна вокруг дверного тамбура он не смотрел. И даже если бы смотрел, не увидел бы, конечно, сквозь отражающее холл стекло человека в темной одежде, неторопливо переходящего улицу и хромающего всё заметнее по мере приближения ко входу. И уж тем более не разглядел бы, как человек в такт шагам потряхивает правой рукой в белой строительной перчатке, и между пальцами через раз высовывается черенок чайной ложки, заточенный, как клинок.

У самого тротуара Змей притормозил: в холле издательства, видном ему через окна, появились две фигуры. Они на пару секунд задержались возле дедка на вахте – прощались, видимо, или сдавали ключи, – и временно исчезли из вида, очевидно, направившись к дверям. Змей, уткнувшись в телефон, деловито пошел по пятачку перед крыльцом в сторону, противоположную парку, – там не было ни стоянок, ни остановок, так что вероятность того, что эти двое направятся следом, невелика. Услышав хлопок двери, он включил фронтальную камеру и убедился, что два силуэта, повыше и помельче, действительно двинулись к парку.

Змей развернулся к крыльцу и опять замер, освещенный светом фар. На площадку перед издательством въехал микроавтобус с надписью «СанЭпидемСтанция». Из него вывалились несколько мужичков в объемистой спецодежде и при респираторах.

Один, не медля, направился в здание и вступил в веселую, похоже, беседу с дедком. Остальные деловито выволакивали из распахнутой кормы микроавтобуса канистры и шланги. Огибая их, Змей замедлил шаг. Мужичок помельче с готовностью отвлекся на него:

– Крысок-мышек травить будем, пока ночь. Рядом живете? Жалобы на паразитов есть?

Змей, мотнув головой, продолжил движение. Далеко впереди маленькая фигурка, кажется, кивнув крупной, ушла к освещенному проспекту Мира. Крупная, постояв, побрела в обход Кировского парка со стороны подзабытой в ходе юбилейного ремонта аллеи Славы.

Змей, опять включив фронтальную камеру, бросил прощальный взгляд на издательство. На первом этаже уже светились все окна, и теперь под них поочередно подлаживались окна второго этажа.

Змей снял и убрал перчатки в карман вместе с клинком, раскочегарил вейп, выдохнул облако пара и пошел прочь, не замечая, что теряет хромоту с каждым шагом.

<p>Глава восьмая</p>

Наташа медленно толкала по почти пустому супермаркету почти пустую тележку: на дне скорчились обезжиренный творог, пачка молотого кофе и упаковка зеленого салата. У алкостеллажа Наташа замерла, не отрывая глаз от строя водочных бутылок, но почти силой передвинула себя к полкам с вином и задумалась.

Скучающая кассирша издали полюбовалась мизансценой, сверилась с часами в телефоне, хмыкнула и громко сообщила в пространство:

– Отпуск алкоголя прекращается в двадцать три ноль ноль!

Наташа будто не услышала.

Кассирша на тот же манер добавила:

– Местное время двадцать два пятьдесят четыре!

Наташа, покосившись на нее, выхватила из шеренги ближайшую бутылку, поставила ее в тележку и направилась к кассе, на ходу извлекая из сумочки зашумевший телефон. На экране появился мужской портрет, под ним сообщение. Наташа замерла, сосредоточенно покусывая губу.

Выпрямившаяся было кассирша опять откинулась на спинку кресла и подала сигнал скучавшему в углу охраннику. Тот посмотрел на Наташу, на часы и придвинулся поближе.

Наташа, обдумывая каждое слово, напечатала ответ, развернула тележку, вернулась к стеллажу, поставила бутылку на место и, подмигнув кассирше, нашла и вызвала номер в телефоне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза