До и после

Я бросила его сумку на заднее сиденье и стояла, пока Фостер не закрыл переднюю дверь. Потом я потянула Эзру за его пикап, чтобы Фостер нас не видел. Со стадиона выходили последние задержавшиеся зрители, но в общем и целом на стоянке было тихо.

— В чем, черт возьми, твоя проблема?

— Он слил игру.

— Да. Он неудачно ударил. Такое случается. Не каждый может быть лучшим игроком Америки, Эзра.

— Да при чем тут лучший игрок Америки?! — взорвался Эзра. Словно салют М-80 осветил ночное небо. — Он мог попасть, он сто раз это делал!

— Может, он нервничал.

— Он не нервничает!

— Что ж, может, это к лучшему, а?

— К лучшему? Когда это проигрыш был к лучшему?

— Когда другой команде нужна победа! Их капитан погиб, Эзра, но им пришлось выйти на поле и сыграть свою первую игру без него.

— О, так мы должны просто дать им выиграть? От этого им станет легче? Наша команда явно сильнее, но поскольку Сэм напился и въехал в дерево, мы подарим им эту игру. Это ты хочешь сказать?

— Я говорю не об этом...

— Никто не заслуживает победы только потому, что с ними случилось что-то плохое. Вы заслуживаете победу, потому что вы лучше, чем друга команда, а мы лучше них, мы могли бы спокойно их обыграть, я бы мог спокойно их обыграть!

— Я не говорю, что мы должны были сливать игру, — сказала я, с трудом сохраняя вежливость, как поступили бы лучшие героини Джейн.

— Ну так мы слили. Фостер слил этим своим ударом.

— Не смей говорить ни слова про Фостера. — Больше сдерживаться я не могла. — Он не сделал ничего плохого. Это ты вел себя как идиот! Ты все время говоришь, что дело не в выигрыше, дело не в показателях, но как только тебя посадили на скамью запасных, ты психанул. И ты любишь скромность и сдержанность, и тем не менее ты настолько тщеславен, что думаешь, будто можешь в одиночку сделать игру. Но это не так, и они проиграли, и ты проиграл, и тебе придется смириться с этим и оставить Фостера в покое, потому что он не сделал ничего, чтобы заслужить грубость от кого бы то ни было, а тем более от тебя.

Эзра не ответил. Несколько секунд он просто стоял, а потом сел в свой пикап, даже не взглянув в мою сторону. Хлопнул дверью, завел двигатель и уехал.

27

В некоторых из своих романов Джейн пишет о напряжении. Тогда это значило не совсем то же, что сейчас; сейчас вы думаете о теле: о предельных нагрузках на мышцы, о сильной умственной нагрузке. Физическое и умственное напряжение. Но у Джейн в «Чувстве и чувствительности» напряжение носило эмоциональный характер, когда Элинор узнает, что ее возлюбленный помолвлен с другой, она прикладывает огромные усилия в присутствии других людей, чтобы не выдать свои истинные чувства — свою истинную печаль. Ее напряжение означает, что она ведет себя, как будто все прекрасно, чтобы никто не заподозрил в ней тех страданий и сердечной боли, которые считались неподобающими по отношению к чужому нареченному.

Дорога домой этим вечером потребовала напряжения. Я не проронила ни одной слезы. И не произнесла ни одного слова.

Только на подъездной дорожке я посмотрела на Фостера.

— Я считаю, что ты играл очень хорошо, — сказала я идеально ровным голосом.

Он тряхнул головой:

— Я мог бы и лучше. Мы все могли бы лучше.

— А он придурок. Он просто...

— Он не должен был так разговаривать с тобой.

— Он не должен был так разговаривать с тобой, — сказала я и уставилась на гараж, надеясь, что Фостер не заметит, как блестят мои глаза. — Предполагалось, что вы, ребята, друзья. Друзья так не поступают.

— Может, если у них что-то случилось. Может быть, тогда поступают.

— Не защищай его. Я знаю, он для тебя вроде ролевой модели, но просто... не защищай.

— Не он. — Фостер завозился с ремнем безопасности. — Ты.

Я не знала, что сказать. Правильно было бы поблагодарить, но я подумала, что не смогу этого сделать, не разрыдавшись. Так что я просто кивнула и еще усерднее заморгала, глядя на гараж.

В кухне мы разошлись. Фостер пошел в гостиную поздороваться с моими родителями, а я поднялась наверх. Мне не хотелось разговаривать.

В своей комнате не было необходимости сдерживаться, и я расплакалась.

* * *

На следующее утро я проснулась рано с явной тяжестью в груди.

Я злилась на Эзру за то, что он вел себя так непонятно, но злилась и на себя тоже за собственное поведение. Мне казалось, что я поступила справедливо, но в то же время... справедливо ли? Было что-то совсем не похожее на Джейн в том, что я сказала и как я это сделала. Я могла бы остаться спокойной, собранной и логичной. Я могла бы... соблюдать приличия. Но вместо этого я обозвала Эзру Линли тщеславным и сильно нагрубила.

Это было странное сочетание смятения и ощущения, словно... словно я что-то разрушила. Как будто мы с Эзрой оба что-то разрушили, но я даже не была уверена, что именно. Я просто продолжала думать о том, как стояла с ним на улице во время церемонии прощания с Сэмом Уэллсом. О том, как долго мы стояли там вместе и как, несмотря на то, что это не были счастливые объятия, мы все-таки... подходили друг другу.