До и После: Исход

— На чем я остановился? Ах, да… Вот этот тип всех раздражает, но потом появляется следующий тип, который совсем не лучше предыдущего. И никто не знает, что с ним делать. И тот первый уже не кажется таким уж плохим. Так вот, моя теория заключается в том, что следующий тип, возможно, тоже не такой плохой, просто предыдущего по прошествии времени ты узнаешь лучше. Видишь и положительные и отрицательные его стороны, а про новенького почти ничего не знаешь. Замечаешь лишь что-то плохое, бросающееся в глаза. А он, как и тот, к кому ты уже привык, может оказаться славным парнем. Поэтому, вывод, — он поднял палец вверх, — не надо судить людей по первому впечатлению, особенно, если оно отрицательное! — он расплылся в улыбке и ждал ее реакции.

— Ну, — протянула она, — нобелевку вам за это точно не дадут.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Вам сказать, что я действительно думаю или так, чтоб вас не обидеть?

— О, а тебя что, заботят мои чувства? Я польщен.

— Я думаю, вы придумали это, чтобы оправдать себя. Появись в нашей школе второй Алекс Фриер, мы, конечно, стали бы лучше относиться к вам, и жаловались бы в основном на нового Алекса, ведь «чужая змея кусает больнее»[4]. Вот только никто страшнее вас к нам в школу так и не пришел!

— Нет, ну ты точно хочешь, что бы я при первой возможности выбросил тебя из машины! — она чувствовала иронию в его словах, но понимала, что лед этот тонкий. Гнев, который завладевал им, приходил внезапно и никто никогда не знал, где эта последняя капля. Но Кристина ничего не могла с собой поделать. Держать язык за зубами было очень тяжело по двум простым причинам: первая — у нее плохой характер, вторая — она женщина.

Повисло неловкое молчание, которое очень хотелось разбавить хоть чем-нибудь. Но ничего не шло на ум ни ей, ни ему. Когда наступает конец света, тишина становится и другом и врагом. В данном случае она тяготила. Тишина почти всегда погружает человека внутрь себя. Хорошему человеку нечего бояться тишины, ничего страшного там внутри он не увидит. Но они оба к таким людям не относились. В голову Алекса, как тараканы, частенько проползали нежелательные мысли, возможно, поэтому он вываливал на нее свои теории и загружал странными вопросами.

Лишь бы не молчать. Лишь бы не смотреть в лицо своей внутренней темноте.

Она чувствовала то же самое, поэтому постаралась скорее нарушить тишину, вцепившись, как в спасательный круг, в первую же пришедшую в голову мысль.

— Алекс, знаете… На самом деле, в этой теории что-то есть.

— Знаешь, когда человек говорит «на самом деле», «если честно» или «по правде говоря», скорее всего он врет.

— Может это и так, но не в этом случае. Мне она действительно нравится. Ведь если верить ей, то и я не так плоха, как кажусь. Я тоже произвожу не лучшее впечатление, но по Вашей теории выходит, что положительные мои качества просто спрятаны где-то внутри… — Кристина грустно улыбнулась и посмотрела на него. Он ничего ей не сказал, но она понимала, рыбак рыбака видит издалека.

— Знаешь, у меня есть еще одна теория. Но ты пока к ней не готова.

— О чем же?

— О любви.

— Пф, как будто я ничего не знаю о любви.

— Конечно, не знаешь! Откуда тебе знать-то? Ты думаешь только про «сюси-пуси», цветочки-конфетки, но нет, это совсем не то. Любовь это когда ты изо дня в день отдаешь лучшее человеку, который этого даже не замечает!

— Это вы о своей жене?

— Бывшей жене…

— Она ничего не замечала?

Он помолчал, но все-таки ответил, тихо и почти виновато.

— Я не замечал.

Опять повисло молчание. Кристина поняла, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы расспрашивать его о жене, хоть и очень хотелось. Она сама понимала, когда-нибудь, Алекс, скорее всего, расскажет все сам. Но не сейчас. Он не был еще готов поделиться, а она еще не была готова услышать.

— Куда мы едем, Алекс? — вдруг спросила Кристина.

Он не стал отвечать сразу. В его взгляде она прочитала все сомнения и тревоги, что всплыли на поверхность, под давлением ее вопроса.

— Да никуда. Мы выжидаем и выживаем.

— И чего мы ждем?

— Пока кто-нибудь не разгребет этот чертов бедлам.

Она приподняла бровь.

— А думаете, кто-нибудь разгребет?

— Кто знает. Может быть, ведутся какие-то работы. Большие умные дяди ищут вакцину или строят убежища. А мы пока ездим, смотрим, слушаем, держим руку на пульсе, а нос по ветру.

— Дадите мне глотнуть? — спросила она, указывая на фляжку.

— Ага, сейчас же! Я малолеток не спаиваю, — голос его сразу стал громче и грубее.

— Я не малолетка! Да и кто сейчас соблюдает законы? Разве кто-то следит за их исполнением?

— Это не повод их нарушать.

— Пьяным ездить тоже нельзя. И людей бить нельзя. А вы делали и то и другое, когда вам хотелось. Да и вы что, правда думаете, что я никогда не пробовала алкоголь?

— Я бывший школьный учитель. Я хорошо знаю на что вы, детишки, способны.

— Пф, я не ребенок.

Алекс расхохотался.

— Ага, а я никогда никому не хамил, и вообще, наследный принц двухсот республик.

— Ой, да бросьте, дайте глотнуть. В новом мире больше нет законов. Посмотрите кругом, — она развела руки в стороны. — Все изменилось.