Им постоянно объясняли, что от инстинкта самосохранения никуда не деться - он присутствует в каждом. Но как он проявляется - это уже индивидуальная особенность. Одних он заставляет паниковать и прятяться, других - приложить все силы для уничтожения врага. Бойцам постоянно вдалбливлаась мысль, что только уничтожением врага они спасутся. Только мертвый враг - гарантия того, что они выживут.
На одном из общих обучающих занятий по психологии поля боя вылез ухарь и начал разглагольствовать, что лично у него страха нет, он всех побьет безо всяких там вхождений в состояние отрешенности от тела. Тут уж Михаил не выдержал - какого фига это хвастун мешает своим товарищам найти в себе то состояние, те слова, мысли, ощущения, которые позволят ему перебороть, уменьшить страх. Для этого же надо сосредоточиться, а этот ухарь им всем мешает. Тем самым он способствует врагу - убивает своих товарищей. Он может что-то говорить, только если может добавить что-то полезного, а не красоваться, когда безопасно. Тот скукожился и больше ничего не говорил. Позднее оказалось, что он действительно действует так, как будто не ведает страха. Выжил он или нет - неизвестно - через три месяца он куда-то пропал и больше Михаилу не встречался. А комвзвода приметил Михаила, и потом его частенько нагружали проведнием политинформации. И в комсомол Михаил вступил в это же время - он вдруг почувствовал, что значит быть в передовом отряде коммунистической молодежи, когда словом и делом подаешь пример своим товарищам.
И он даже прочувствовал было себя уже бывалым воином, когда через неделю после попадания в боевую часть их начали натаскивать на наступательные действия. Первый раз был просто ужасен. Взрывы, дым, куда бежать - непонятно, паника. Когда все наконец собрались в "атакуемых" окопах, Михаил судорожно пытался унять дрожь. На товарищей смотреть не хотелось - ему казалось, что только он один заметался по полю, так что сержанту пришлось пинком отправить его в нужную сторону. От взрывпакета, жахнувшего прямо под ногами, гудела голова, и сквозь этот гул прорывались слова сержанта о том, что все молодцы, никто даже не намочил штанов, и метались по полю все не просто как бараны, а как агрессивные бараны, с выпученными глазами и искореженными лицами, так что, если бы это была настоящая атака, враг бы точно испугался и бросился бежать, так что можно считать, что боевая задача выполнена подразделением на оценку хорошо. Как-то стало немного смешно. Михаил хохотнул. Захотелось хохотнуть еще раз, Михаил пытался сдержаться, но это было выше его сил, сначала прорвался хороткий всмех, за ним еще один, и вот он уже ржет как лошадь, и сквозь слезы видит таких же ржущих товарищей, которых ломает и катает по земле ураганными приступами прямо-таки гомерического хохота. А сержант-зараза стоит где-то высоко наверху и вещает что-то об исцелительной силе смеха, что это они ржут не над собой, а над своим страхом, и так же и дальше они должны просто угорать над своим страхом, потому что баранам страх неведом, все, что они могут - это переть напролом и сносить любую преграду, стоящую на пути - будь то новые ворота или враг - без разницы, результат будет одни - все будет разломано и затоптано, потому что "Вы - бараны" - "Не слышу !" - "Мы - бараны !!!" - "НЕ СЛЫШУ !!!" - "МЫ - БАРАНЫ !!!". Михаил тогда очень хорошо запомнил это ощущение эйфории от своей тупости и способности все проломить, в последующем было достаточно сказать "Я - БАРАН !!!" - и нейтралка пролеталась на одном дыхании. Уже через полгода слово "баран" утратило свой отрицательный оттенок, а кто пытался использовать его в качестве ругательства, потом две недели отвечивал долго заживающими фингалами - разбирательств не устраивали, сразу давали в глаз - и не только сами Бараны, но и другие воины, что сражались с ними плечом к плечу.