До и после политики

В любой такой концепции, евразийской или западнической, присутствует изрядная доля фатализма: мол, мир глобализируется, Восток – наш главный партнёр, без мигрантов экономика рухнет, демография провалится. И вообще «современное общество» (кто и где определил его параметры?) требует отмены таможенных барьеров и виз, демаркаций, диверсификаций и, разумеется, трансакций… Конец дискурса. Этот словесный трэш маскирует очень простую ситуацию: западники и евразийцы при кажущемся различии находятся в очень тесном симбиозе. Они успешно делят информационное поле, создавая видимость содержательной полемики и вытесняя из него другие мнения, хотя каждая из доктрин представляет интересы явного меньшинства.

В евразийском лагере не устают повторять: «Россия – это государство-цивилизация». На первый взгляд звучит красиво и патриотично. Раньше эта формула использовалась для отмежевания от западничества, что само по себе правильно и необходимо. Вот только для отмежевания от восточного влияния и от оттока ресурсов «на восток» аналогичный аргумент почему-то не применяется. Странный перекос, не правда ли? Похоже, что «отдельная цивилизация» в понимании адептов евразийского пути является «отдельной» только в одну сторону. Этот парадокс зеркально отражает концепцию «открытого общества», противоположную по идеологическому вектору. Открытое общество в финансово-экономическом смысле открыто тоже в одну сторону, но противоположную от евразийской – в сторону вывоза капиталов, от стран периферии к лидерам мирового рынка, в общем, «на запад».

Кратковременный успех евразийской идеи объясним. Россия сейчас на перепутье, она находится в поисках своей идентичности – это крайне неустойчивое состояние. Идея всеславянства непопулярна, путь к единству православных наций – верен, но долог и тернист. Зато евразийская идея «проглатывается» очень легко, поскольку оперирует гигантскими категориями (Европа, Азия). Такие манипуляции не требуют подтверждения ни политической, ни исторической конкретикой. Попробуйте спуститься с небес географической терминологии и обосновать какое-нибудь русско-китайско-таджикско-казахское родство. Что, не получается?

Будет очень жаль, если мы утонем в нескольких метрах от берега. Ведь секулярно-просветительский проект в Европе явно зашёл в тупик. И России, если она сохранит свои православно-общинные социальные традиции, суждено стать одной из стран-хранительниц исконной европейской идентичности. Исконной – значит христианской, сложившейся задолго до всяких евростандартов. Но это произойдёт лишь в том случае, если сегодня мы устоим против либерально-евразийского соблазна.

У мертвых есть права

Я люблю кладбища и не понимаю тех, кто их боится. Мы с женой часто поздним вечером идем прогуляться на могилу моей матери, которая похоронена в Тарусе. Свечи зажжем, и сразу тепло на душе становится. Мы единое целое с нашими предками. В церкви ведь молимся одинаково и за мертвых, и за живых. Более того, я считаю, что на умерших должно распространяться понятие "права человека". Они умерли, а права у них остаются. В том числе и политические, и социальные. Мы должны уважать наших предков и их мечты о будущем России. Мы не можем игнорировать их желания и планы. Предки – источник нашей силы в той борьбе мировоззрений и смыслов, которая сегодня идет. Мы молимся о них, они молятся о нас. Это абсолютно реальная живая связь. Мы сегодня только начинаем как народ снова собираться воедино после всех разрушений ХХ века. Именно поэтому нас искусственно пытаются оторвать от нашей истории, делят на красных и белых. Навязывают гражданскую войну. Чтобы мы не созидали, а разрушали и разрушались.

Русский мир и проблемы русофобии