«Мы дружно, честно, по партийному работали в течение многих лет и тяжелых и грозных военных, в восстановительный период нашей страны. Все ценное в моей жизни связано совместной работой с тобой… У меня всегда была потребность с тобой посоветоваться, и всегда для меня получалось лучше. Я видел в лице тебя старшего, опытного партийного деятеля большого масштаба, талантливого, энергичного и неутомимого, прекрасного друга и товарища… На протяжении свыше десяти лет мы были настоящими большевистскими друзьями, и никто не расстроил нашу дружбу, столь ценную и необходимую для меня».
Он все еще не сознавал, что ему уготовано:
«Дорогие товарищи, я верный сын нашей Родины, верный сын партии Ленина-Сталина и верный ваш друг и товарищ. Куда хотите, на какую угодно работу, самую маленькую, пошлите, присмотритесь, я еще могу верных десять лет работать и буду работать всей душой и со всей энергией… Умоляю вас, не лишайте меня быть активным строителем на любом маленьком участке славной нашей Родины, и вы убедитесь, что через два-три года я крепко исправлюсь и буду вам еще полезен».
Он сидел в камере без окна. Свет в ней не выключался даже ночью. Рядом с Берией неотлучно находился офицер, которому было приказано его убить, если кто-то попытается напасть. В президиуме ЦК все еще боялись, что его захотят освободить. Берия уверенно говорил этому офицеру, что он ни в чем не виновен и его скоро освободят. Не верил, что товарищи поступят с ним так же, как он поступал с другими.
Когда Берия напомнил Маленкову и Хрущеву о том, как он защищал их от Сталина, отобрали у него бумагу, пенсне и карандаш. Не дай бог, напишет что-то из того, что он о них знает…
На гауптвахте Берию продержали неделю. В ночь со 2 на 3 июля его перевезли в штаб округа противовоздушной обороны, где поместили в подземный бункер. Там он находился до самой смерти.
Со 2 по 7 июля 1953 года в Кремле заседал пленум ЦК КПСС. Говорили исключительно о Берии. Реестр обвинений, предъявленных на пленуме, выглядит несколько пародийно. Все, что тогда гневно ставили Берии в вину, позднее сочли бы его заслугой: борьба со всевластием партийного аппарата, амнистия и смягчение уголовного законодательства, послабления крестьянству, сокращение ненужных расходов.
Бывший член политбюро Андрей Андреевич Андреев:
— Он начал дискредитировать имя товарища Сталина, наводить тень на величайшего человека после Ленина… Я не сомневаюсь, что под его давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает из печати упоминание о товарище Сталине… Появился откуда-то вопрос о культе личности.
Министр металлургической промышленности Иван Федорович Тевосян:
— Этот мерзавец Берия возражал против того, чтобы, говоря об учении, которым руководствуется наша партия, наряду с именами Маркса, Энгельса, Ленина называть имя товарища Сталина. Вот до чего дошел этот мерзавец.
Первый секретарь компартии Украины Алексей Илларионович Кириченко:
— В записке Берия непонятно почему фигурируют такие термины: «западноукраинская интеллигенция», «западноукраинские кадры», «русификация»… И это в то время, когда на Украине давно вышли из употребления эти слова. Украинский и советский народ единая семья, и нет в ней западных украинцев и восточных украинцев.
На пленуме, конечно же, возник и более широкий и важный для страны разговор.
— Давайте разберем, — обратился к членам ЦК Никита Хрущев, — какие заговоры внутри нашей страны были открыты Министерством внутренних дел, Министерством госбезопасности? За исключением липовых, дутых — никаких.
— Правильно, — поддержал его маршал Ворошилов, — никаких.
— Мы же с вами знаем, — продолжал Хрущев, — до 1937 года и после 1937 года — больше половины липы.
— Правильно, — вновь поддержали его из президиума.
— Если сейчас разобрать архив МВД, я убежден, на 80 процентов населения есть анкеты МВД, на каждого дело разрабатывают.
В зале сочувственный смех.
— А молока нет, мяса мало. Объявили переход от социализма к коммунизму, а муку не продаем.
Голос из президиума:
— Картошки нет.
— Мы снизили цены на картошку и капусту, а картошки и капусты в магазине нет. Капуста стала дороже или в одной цене с бананами? Что, наши колхозники разучились выращивать капусту?
Впервые прозвучало осуждение Сталина и сталинизма. В заключительном слове Маленков говорил:
— Вы должны знать, товарищи, что культ личности Сталина в повседневной практике руководства принял болезненные формы и размеры, методы коллективности в работе были отброшены, критика и самокритика в нашем высшем звене руководства вовсе отсутствовали. Мы не имеем права скрывать от вас, что такой уродливый культ личности привел к безапелляционности единоличных решений и в последние годы стал наносить серьезный ущерб делу руководства партией и страной.