До конца, но только…

– А тебе то откуда знать, где она? – Деми тут же стал с ужасом предвкушать рассказ о неприятных похождениях Софи, что всегда выводили его из себя. И не без причины.

Пока Софи обыскивала шкафы и тумбы в поисках подходящих вещей, ей предстояло попутно объяснится перед ним за своё отсутствие. В уместных подробностях изливая душу парню, что уселся у одной из гор хлама, она описала тот путь, что провела в одиноком мучении, пока не встретила того, кто уберёг их от бедствий. Но Деми не видел Тома. Не представлял он и того, сколько тот сделал для его жизни, да лишь дрожь в голосе Софи подсказывала ему ту суть, что пытался рассказать мальчишка, потерявший жизнь этой ночью на асфальте при брошенном доме.

Томас был из тех, чью добродетель удалось оценить лишь посмертно. Он воздвиг себе памятник, что хранил его облик с той тенью, что с них на него спадала. Том пал смертью храбрых, в последний свой миг позабыв и о себе, и о благах, что обещал ему священник в благодарность за бескрайность души и широту сердца. Бесконечно добрый, он, подобно своему отцу, послужил высшему для кого-то делу. Но стоила ли его смерть того, чтобы возмужалый дух в его детском теле наконец восприняли всерьёз?

Для Софи он стал идеалом. Возвышенным, и от того впредь больше недосягаемым. И она надеялась, что время не успеет взять своё, и его светлый дух навсегда останется с ней, не давая забыть, что когда-то этот идол не просто был, а был человеком, что посвятил ей свои последние дни, пожелав лишь одного, что уже давно пропало из этого мира. Софи не слышала его, но это и не нужно было, ведь свою просьбу он посвятил другой, что была готова различить его зов среди криков сожалений, как и тот до боли знакомый голос, что спустя четыре долгих месяца наконец нашёлся, но ей так и не вспомнился.

– Значит, я не вовремя, да? – поразмыслив, сказал Деми.

– Да. – Коротко ответила Софи, что сумела привести в порядок вещи, но не рой мыслей.

– Если бы я признался тебе позже, было бы лучше? – осторожно спросил он, в глубине души надеявшийся, что ещё не окончательно всё испортил.

– Деми, не думай об этом, ладно? – она развернулась к нему, не переставая перекладывать бельё. – Дело не в тебе или том, что ты мне не нравишься. – Софи на миг задумалась, опустила руки и, поймав мысль, наконец смогла её произнести вслух. – Я лишь хочу отдохнуть. Я так устала.

– Понял, так бы сразу и сказала. – Парень подскочил, выхватывая у подруги одежду. – Не переживай, я помогу. – Он в решимости сел рядом с ней и, готовый на подвиги, потянул за рукав, торчащий из шкафа, вслед за которым на него свалился ворох кофт и футболок.

– Ты уверен? – она с недоверием на него посмотрела. – Я же, наверное, сделала тебе только хуже. – Софи в печали опустила голову. Казалось, затылок ей не переставал прожигать тот взгляд полных боли глаз, что следили лишь за ней.

– Всё в порядке, правда. – Деми с прежним трепетом взял её за подбородок и улыбнулся. – Единственное, что я сейчас чувствую – это радость встречи с тобой. Ну, и с Оливером, конечно. – Добавил он, нарыв в кубаре пару крохотных носок. – И зачем только они здесь? Том, видимо, заядлый барахольщик. – Вовремя не остановившись, он в волнении бросил взгляд в её сторону и мигом остепенился.

– Я пойду. – Объявила о конце разговора Софи. Она была больше не в силах терпеть присутствие того, чью потерю с таким отчаянием приняла.

На её душе было отвратительно тошно, и даже сильнее, чем от того сухого кофе, что она раскусывала каждую ночь в надежде, что мучительный сон обойдёт её стороной. И всё жутко раздражало, начиная обожжёнными руками и пеплом, забившим нос, и заканчивая пустым желудком, что уже давно скучал хоть по крошке плесневелого хлеба. Но от того было лишь спокойнее. Грязная прилипшая в поту одежда и запах гари не давали забыть о том, что, к счастью для неё, всё закончилось. Она цела, живы Оливер и Деми, да только тени в окне мешали воцарившемуся спокойствию.

Там, склонившись над своим сыном, Джерри сложил руки в молитве. К кому он вопрошал? Не к тому ли, кто пустил эту юную душу в рай, отказывая ей в жизни? Или молил он забрать и его за то, что научил Тома ценить чужую жизнь превыше своей? Прикрывшись за шторой, Софи не смела нарушать это таинство, и лишь в тишине жалела священника, что по собственной глупости внушил ребёнку желание наконец свершить благодеяние, дабы исполнить свой мнимый долг. Джерри допустил ошибку. И она его ничему не научила. Только больше страданий допустил он в своё сердце, обрекая себя на несчастье, путая его со всемирной печалью, что для него была благом.

Но думать о нём не было сил, и, только коснувшись подушки, Софи вновь погрузилась в сон, прижимая к себе маленького Оли и надеясь на то будущее, в котором он всё поймёт и забудет тот путь, что привёл Тома не к радости, а лишь к посмертной благодарности от тех, ради кого он положил голову.

Глава 32.

– Что такое? – сквозь сон спросила девушка, сумевшая разлепить лишь один глаз. Мальчик под её рукой резко замер. – Оли?