До конца времен. Сознание, материя и поиски смысла в меняющейся Вселенной

Проведенные исследования подкрепляют эту гипотезу. В своих экспериментах Беринг давал ребенку сложное задание, а затем оставлял его одного. В отсутствие надзора за ребенком исследователи получали, в общем-то, ожидаемый результат. Многие дети готовы мухлевать. Однако те из них, которым сказали, что в комнате присутствует невидимый свидетель — доброжелательный, но все замечающий наблюдатель, — придерживаются правил с гораздо большей вероятностью. Это действует даже в отношении тех детей, кто, по их собственным утверждениям, на самом деле не верит в присутствие невидимого существа. Беринг делает вывод о том, что юное сознание, имеющее, как он вполне правдоподобно считает, более непосредственную связь с нашей изначальной человеческой природой, нежели сознание постарше, уже подвергнувшееся значительному культурному влиянию, предрасположено действовать в согласии с незримо присутствующим наблюдателем, постоянно следящим за поведением. В древние времена именно эта установка побуждала наших предков к просоциальному поведению, которое защищало репутацию, повышало репродуктивные возможности и таким образом еще шире распространяло саму установку — установку, вообще говоря, на чувствительность к религии.

Иную адаптивную роль для религии предлагают специалисты по экспериментальной социальной психологии, потратившие не один десяток лет на развитие идеи Эрнеста Беккера, чья книга «Отрицание смерти» направила нас по нашему пути в главе 1. Ужас осознания, что все мы умрем, считают эти исследователи, «должен был превратить наших предков в дрожащие комки биологической протоплазмы, стремительно движущиеся к небытию»[210]. Они считают, что нас, возможно, спасло обещание жизни после физической смерти, буквальной или символической. Сам Беккер убедительно предположил, что борьба с осознанием смертности путем привлечения сверхъестественного стала чудесным изобретением человечества.

Чтобы облегчить мучения от сознания конечности жизни, необходимо средство абсолютной и неограниченной долговечности, которое невозможно получить в реальном мире материальных вещей.

Конечно, образ наших физически крепких пращуров, съежившихся посреди саванны в параличе, вызванном тревогой о будущем, может показаться вам не слишком правдоподобным. Тем не менее при помощи остроумных психологических экспериментов исследователи показали, что даже сейчас, в современную эпоху, на нас вполне заметно, даже если мы этого не осознаём, влияет сознание собственной смертности. В одном из таких экспериментов судей в Аризоне попросили определить рекомендованный размер штрафа для людей, обвиняемых в каком-то правонарушении. Письменная инструкция, которой снабдили судей, включала в себя стандартную анкету на составление личностного профиля; в половине случаев в анкету включили пару дополнительных вопросов, ответ на которые требовал размышлений о собственной смертности (к примеру: «Какие эмоции вызывают у вас мысли о собственной смерти?»). Исследователи предполагали, что, поскольку кодекс законов есть часть совокупных усилий общества по установлению контроля над анархичной в противном случае реальностью, то есть своеобразный барьер, ограждающий нас от опасностей, притаившихся где-то сразу за границей цивилизации, те судьи, которым напомнили о поджидающей в конце пути опасности собственной кончины, должны будут более старательно воплощать в жизнь закон. Предсказание сбылось в точности. Но даже сами исследователи были поражены размером разницы в штрафах, рекомендованных двумя группами судей. В среднем штрафы, назначенные судьями, настроенными на мысли о смертности, оказались в девять раз выше, чем те, что были назначены судьями из контрольной группы[211].

Как подчеркивают исследователи, если подготовленное судейское сознание, пропитанное стандартом бесстрастной законности, так сильно реагирует на маленький дополнительный огонек осознания смертности, мы должны очень серьезно задуматься, прежде чем отбрасывать мысль об аналогичном и столь же незаметном влиянии, которому подвергается каждый из нас. Действительно, сотни дальнейших исследований (в разных странах, с разными объектами, разными задачами, разными способами стимулирования осознания смертности и т. п.) демонстрируют, что подобные влияния могут быть измерены и проявляются очень широко, от кабинок для голосования до ксенофобских предрассудков, от творческого самовыражения до религиозных предпочтений[212]. Беккер считал, и эти исследования подтверждают, что культура развилась отчасти для смягчения потенциально деструктивных эффектов, которые в противном случае сопровождали бы осознание смертности. Согласно этой позиции, если вы встречаете разговор о такой возможности усмешкой, это потому, что культура делает свое дело.