До конца времен. Сознание, материя и поиски смысла в меняющейся Вселенной

Мало кто из нас может похвастать тем, что живет по таким математическим правилам; тем не менее мы приходим ко многим своим верованиям путем аналогичных, хотя и менее аналитических, рассуждений. Мы видим Джека вместе с Джилл и думаем, что они, возможно, являются парой; мы видим их вместе снова и снова, и наша уверенность в этом растет. Позже мы узнаем, что Джек и Джилл — брат и сестра, так что нам приходится отказаться от предыдущей оценки. И так далее. Именно такой процесс, состоящий из последовательных приближений, может, в принципе, сойтись в конечном итоге к верованиям, отражающим подлинную природу мира. Но может и не сойтись. Эволюция, конфигурируя процессы в нашем мозге, не настраивала их на формирование верований, в точности соответствующих реальности. Она настраивала их на склонность к верованиям, порождающим полезные для выживания варианты поведения. А два эти фактора могут и не совпадать. Если бы наши пращуры тщательно исследовали каждый треск и каждый шорох, которые привлекали их внимание, они обнаружили бы, что большинство из них можно объяснить без привлечения какого бы то ни было сознательного агента. Но с точки зрения приспособляемости весьма затратные поиски истины принесли бы им мало пользы. На протяжении десятков тысяч поколений наш мозг отказывался от большей точности в пользу оперативной оценки. Быстрая реакция часто полезнее обдуманных решений. Истинность — важный персонаж в драме веры, но выживание и продолжение рода легко берут над ней верх.

Дополнительно усложняя сюжет, эволюция добавила в список действующих лиц еще одного персонажа: эмоции. В 1872 г., через десять с лишним лет после декларации эволюции путем естественного отбора, Дарвин опубликовал книгу «Выражение эмоций у человека и животных», где разобрал убеждение, что именно биологически адаптированный мозг, а не культура является главным движителем эмоционального выражения. Анализируя наблюдения за собственными детьми, широко распространенные опросники и кросс-культурные данные, собранные им во время длительных экспедиций, Дарвин утверждал, что, к примеру, тенденция улыбаться, когда доволен, или краснеть, когда смущен, у людей универсальна. На такую реакцию можно рассчитывать буквально во всех мировых культурах. За прошедшие полтора века исследователи, взяв пример с Дарвина, занимались поиском адаптивных ролей, которые могли бы объяснить различные человеческие эмоции, а также изучали нейронные системы, которые могли отвечать за их генерацию. Страх, как показали исследования, действительно первичен — с самого начала быстрая поведенческая и физиологическая реакция на опасность имела значительную адаптивную ценность. Родительская любовь, обеспечивающая необходимую беспомощному потомству заботу, скорее всего, тоже представляет собой древнюю адаптацию. Смущение, вина и стыд, особенно значимые в больших группах, возникли как адаптационный механизм, скорее всего, позже, когда размеры групп выросли[221]. Для нас здесь важнее всего то, что адаптивное давление, сформировавшее в человеческом разуме склонность к владению языком, рассказыванию историй, мифотворчеству, ритуалам, художественному творчеству и научному познанию, также сформировало и наши богатые эмоциональные способности. Эмоции плотно вплетены в процесс эволюционного развития на всем его протяжении. Таким образом, верования родились из сложных расчетов, соединяющих разумный анализ и эмоциональную реакцию в рамках одного разума, обретающего талант к выживанию[222].