До мурашек (СИ)

Но несколько часов в Лёвином доме, пропитанных чувственным теплом, пусть и со вкусом горечи на языке, и во мне будто снова родник забурлил, пробившись сквозь корку льда.

Когда после обеда Лёвка ушёл во двор помогать бригаде, я впервые за несколько месяцев открыла свой ноут для работы, а не чтобы посмотреть какой-нибудь сериал.

Да, я больше никогда не смогу танцевать на большой сцене. Мой вполне достижимый максимум - полностью избавиться от хромоты, чтобы не мешала жить и преподавать.

Но на моей электронной почте уже пару месяцев висят неоткрытыми несколько интересных проектов, дающие возможность попробовать себя в роли полноценного постановщика, на которые я условно дала согласие, но ментальных сил даже начать просматривать материал пока в себе не находила.

Сегодня же, устроившись в плетенном кресле на террасе второго этажа Лёвкиного дома, поставив рядом с собой тарелку с фруктами и то и дело поглядывая на по пояс голого Лёву, вместе с работниками обшивающего досками хозблок во дворе, я приступила к изучению концепции постановки, которую захотел со мной сделать Иван Григорьевич, мой бывший преподаватель по актерскому мастерству.

Меня так захватило, что сложно было на месте усидеть. Мгновенно родились определенные образы, движения, связки, идеи. Сразу захотелось ими поделиться - так давно я не чувствовала подобный подъем. И я, найдя немного похожих вариантов в сети, наскоро слепила из этого что-то вроде корявой, но вполне связной презентации, и переслала Ивану. Не повезло - он оказался занят, отписался, что рад, что я наконец очнулась, но посмотреть сможет только завтра с утра. И что в любом случае надо встречаться вживую, а он только на следующей неделе вернется в Краснодар.

А меня распирало...Но, покосившись на Лёвку внизу, утирающего сейчас пот со лба локтем и смеющегося о чем-то с Маратом, решила, что вечером солью все идеи на него, и на этом немного успокоилась. Хоть и конструктивной критики от Лёвы не дождешься, зато он всегда стойко переносил мои разговоры про танцы и даже в чем-то уже вполне разбирался.

По крайней мере, раньше...

Я не знала, как дела обстоят сейчас. Скорее всего, уже забыл всё за ненадобностью, но проверить жутко захотелось. И я начала с нетерпением ждать момент, продолжая потихоньку искать нужный материал, когда на улице стемнеет настолько, что продолжать работу бригада не сможет, и мы с Лёвкой останемся вдвоем.

Ближе к вечеру позвонил ошарашенный отец. Сиплым голосом поинтересовался правда ли, что я к Лютику съехала. Чувствовала себя жутко виноватой, говоря "да". Не потому, что съехала, а потому что, погрузившись в собственные переживания, даже не подумала его лично предупредить. Да хотя бы позвонить самой. А так, получается, он домой с работы пришел, и мама поставила его перед фактом. Он этого не заслужил. В трубке повисла гробовая тишина.

- Это как понимать, Гуль? - прохрипел папа через несколько секунд.

- Пап...Никак...Просто захотелось...- пробормотала в ответ, жмурясь от того, как это дико вслух звучит.

- Мда... - помолчал, - Завтра на тренировку зайдешь?

- Да, в шесть же?

- Да...

- Хорошо. Пока, пап, до завтра.

- Пока...

Положила трубку. На спине испарина выступила от волнения. Ну да, завтра нормально поговорим. Правда, я, конечно, плохо представляю, как о таком говорить с отцом. Хотя...С мамой утром разговор вышел на удивление душевным, а я ведь и про нее была уверена, что она не поймёт.

***

Решение уже созрело во мне по пути обратно с тренировки. Не знаю, почему не сказала Лёве об этом - наверно хотелось до последней секунды оставить себе возможность передумать.

Так или иначе, забежав домой и поднявшись на второй этаж, я сразу начала собираться. Вышла из своей спальни через минут двадцать с забитой под завязку спортивной сумкой и твердым намерением не обращать внимание ни на какие мамины доводы, а слушать только себя. Как на поле боя зашла к ней на кухню.

Она, в голубом переднике, по своему обыкновению в этот час суетилась у плиты. Кажется, жарила хворост. Аппетитный запах расползся по всему первому этажу, вызывая повышенное слюноотделение и щекоча рецепторы.

Поставила сумку на пол. В ожидании, когда обернется ко мне, подперла плечом дверной косяк.

- Мам...

- Садись - поешь, - она искоса взглянула, отвернулась было, но, зацепив взглядом сумку, медленно обернулась опять.

- Собралась куда?

- Мам, я к Лёве пойду жить. Я решила.

Скрестились глазами, и у меня вдоль позвоночника холодок побежал, потому что у матери будто всё лицо окаменело, а уголки губ поползли вниз.

Она медленно отложила лопатку в сторону, переставила сковородку на негорячую конфорку и вперила в меня тяжелый взгляд, вытирая руки о полотенце.

- Ты сдурела что ли?!

- Мам, - повторила предупреждающе.

- Да что "мам"? - всплескивает руками мать, - Я уж не спрашиваю, звал ли он тебя замуж, но это хоть серьезное что-то, а? Ну скажи хотя бы, что пошутила, когда выдала мне тут, что это так...пошоркаться!

- Не пошутила, мам, но это никого не касается, кроме нас, - отрезаю холодно.