— Отлично, за тебя, — и Эйвери выпивает второй стакан воды. Он протягивает его Уиту, а сам ложится на кровать, доктор начинает возиться с разными устройствами, подсоединяя их к миллиардеру. На грудь, голову, руки и ноги накладываются серебристые датчики, а на предплечье надевают чёрную манжетку. Всё это доктор подключает к аппарату, который пищит и рисует волнистые линии. Полагаю, он измеряет давление, частоту сердечных сокращений и другие жизненные показатели Эйвери.
— Вам что-нибудь дать от боли и рвоты? — уточняет доктор.
Эйвери поворачивается к Уиту и спрашивает:
— Ваши люди что-то принимали?
Уит отрицательно качает головой.
— Тогда нет, — отвечает владелец ранчо. — Хочу, чтобы условия были такими же, как и у вас. Не хочу рисковать, ведь даже самая незначительная деталь может помешать всему процессу.
В этот момент Уит не может удержаться и смотрит на меня.
— Но сейчас
— И что отличается? — уточняет Эйвери, вытянув шею, чтобы ему лучше было меня видно.
Я молчу и не свожу глаз с Уита, но его лицо ничего не выражает.
— Обычно мы окружаем голову проходящего Обряд свечами, а вокруг тела раскладываем минералы, травы и красивые камни. Мы поём, а дети танцуют, — произношу я. — Мы читаем молитвы и произносим священные слова.
— Ну, я тоже знаю одно священное слово - «дерьмо». Именно это весь твой клан проглатывал раз за разом на протяжении тридцати лет вместе с бесценным эликсиром. Уит рассказал мне всё. Весь ваш клан был подопытными кроликами, и, как и в любой религии, старейшина успокаивал вас ложью и всякой духовной чушью.
Я оглядываюсь на Уита, он потирает пальцами лоб. Мне снова захотелось со всей силы врезать ему, но, сделав это, я бы доставила Эйвери удовольствие, он понял бы, как мне больно это слышать. Поэтому стараюсь вернуть лицу непроницаемое выражение и иду к выходу.
— И куда это ты собралась? — хмыкает приставленный ко мне охранник О'Доннелл.
— Моя работа на этом завершена. А твой босс, кажется, говорил что-то о еде.
— Никто не уйдёт отсюда, пока я не разрешу! — практически визжит Эйвери, и подключённый к нему прибор начинает пищать. Доктор просит его успокоиться.
Мне надо уйти отсюда. Я не могу оставаться рядом с Уитом, потому что могу сорваться и наброситься на него. Краем глаза я замечаю скальпель, которым Уит резал мою ладонь. Он по-прежнему лежит на стойке, где тот его оставил. Поскольку арбалет и нож я оставила в хижине отца, теперь любую вещь я рассматриваю, как потенциальное оружие - серебряные щипцы, которыми Эйвери раскладывал лёд, металлическую кочергу, стоящую у декоративного камина в трофейной комнате - в общем, всё острое, тяжёлое или потенциально смертоносное просто притягивало моё внимание.
То, что сейчас я была безоружна, напоминало мне беззащитность, которую я ощущала в кошмарах в момент внезапного нападения разбойников. Но в тех снах я брала ближайшее оружие и с его помощью побеждала. А сейчас у меня такой возможности не было. Эйвери удерживает заложника, и я не посмею ничего сделать, пока не удостоверюсь, что Барсук благополучно вернулся к семье.
Но это не значит, что скальпель не может пригодиться позже. Я облокачиваюсь на стойку прямо рядом с лежащим скальпелем и медленно протягиваю руку в его сторону. Сама поглядываю на охранников. О'Доннелл ухмыляется и не спускает с меня глаз.
И тут Эйвери начинает орать, охранники подскакивают, глядя на него. Я хватаю скальпель, втягиваю лезвие и засовываю его в задний карман джинсов. К тому времени, как О'Доннелл снова смотрит на меня, дело уже сделано, и я направляюсь к кровати Эйвери. Он держится за живот и громко матерится, используя такие словосочетания, о существовании которых я даже и не подозревала.
— Боль в животе - типичная реакция на препарат, — уверяет его Уит. Писк и волнистые линии на мониторе сходят с ума. Мой прежний наставник вопросительно глядит на меня, но я отрицательно качаю головой. Он знает, что я могу облегчить боль. Но ему придётся выстрелить в меня, если хочет, чтобы я это сделала. Песня, которую я пою во время транса, то, как я касаюсь лица человека, его рук, ног, душистые травы, которые я растираю у его носа - все это облегчает страдание. Но раз Эйвери сказал, что не хочет всей этой «чуши», то, клянусь Геей, я не стану ему помогать.
Отступив в угол комнаты, я сажусь на пол и кидаю взгляд на часы. У Эйвери впереди добрых полчаса неимоверной боли, и я буду наслаждаться каждой минутой. Я прислоняю голову к стене и закрываю глаза, в мыслях возвращаясь к Майлсу, в наш лагерь на вершине горы. Надеюсь, он простит меня за то, что я его оставила. Наверно, он уже спит, уютно устроившись под одеялом на полу палатки. Я бы многое сейчас отдала, чтобы оказаться там с ним, хотя бы на пару мгновений.
ГЛАВА 40.
МАЙЛС