— Чушь собачья! — Она сжимает кулаки. — Прошли
Если я сдамся, если позволю себе поддаться чувствам, то сокрушу ее.
Ее мечты.
Ее будущее.
Ее независимость.
— Тогда почему
Она делает прерывистый вдох, от которого все ее тело дрожит.
— Как прошел твой день? — спрашивает она нежным голосом.
— Дерьмово. Моя любимая женщина не позволяет мне прикоснуться к ней. И это пи*дец как убивает меня.
Я делаю к ней шаг.
И другой.
Затем еще один.
— Я должен был позвонить, — шепчу я, потому что притворяться сильным больше не имеет смысла.
Когда наши взгляды снова встречаются, ее шлюзы открываются в неконтролируемых рыданиях.
— Моя м-мама у-умерла…
Я преодолеваю последние несколько дюймов между нами и заключаю ее в объятия. Если бы я мог выжать из нее каждую каплю боли и горя и впитать ее в свое сердце, я бы это сделал. Прикоснувшись губами к ее макушке, поглаживая ее волосы, я шепчу:
— Я знаю, Эм. И мне очень жаль.
Опустившись на кровать, притягиваю ее к себе на колени, прижимая к груди. Правильных слов не подобрать. Кажется, ни одно из них не подойдет.
Знает ли она это? Чувствует ли мою любовь к ней?
Любовь, которую не получила от своих родителей.
Любовь, которую никогда не получала от братьев и сестер.
Любовь, которую преследовала неудача во всех ее отношениях до меня.
Эта любовь, какой бы она ни была, — горько-сладкая. Она — это всё, но ее никогда не бывает достаточно.
Неправильное гребаное время.
Когда колодец слез иссякает, а усталые глаза отказываются открываться, ее тело не желает перемещаться из моих объятий. Мы ложимся, и сон уносит
— Эм. — Я прижимаюсь губами к ее лбу, когда еще не взошло солнце.
Мне так не хватало этого чувства. Прикосновения к ней.
— Я должен идти. У меня сегодня рейс, — говорю я, лопая наш пузырь.
— Почему один из нас всегда уходит? — шепчет она, не сдвигаясь ни на дюйм. — Почему мы не можем вечно прятаться в коконе, забыв о целях, пересмотрев мечты, живя моментом и только друг ради друга? Почему это так тяжело? Так сложно?
Она утыкается носом в мою рубашку и вдыхает. Затем утыкается лицом в изгиб моей шеи и снова втягивает воздух.
Эти несколько вдохов поддерживают мою пробудившуюся надежду, прежде чем мое сердце снова оказывается в затруднительном положении. И легче никогда не станет.
Видеть ее.
Уходить от нее.
Скучать по ней.
Любить ее.
— Ненавижу, что мне нужно уходить. — Я снова целую ее в лоб.
Эмерсин цепляется пальцами за мою рубашку, касаясь губами моей шеи. Она не целует. Не захватывает игриво кожу. Просто
У меня нет слов. Все было сказано не единожды.
Я люблю тебя,
Я хочу тебя,
Снова и снова мы сталкиваемся с реальностью, которую просто не хотим принимать.
Я ерошу ее волосы, откидывая ее голову назад. Удерживаю объятиями и глазами. Мои губы дразнят ее, и неминуемые чувства воспламеняются. Поцелуй становится более настойчивым.
Я хочу жить настоящим моментом, но сердце знает, что будет страдать от длительного похмелья и по ходу уничтожит ее.
— Зак… — Она отворачивает голову, оказываясь этим утром сильнее меня.
Я зарываюсь лицом в подушку над ее плечом.
— Я знаю.
Она здесь. Она
Эмерсин. Не Сюзанна.
Биение ее сердца, которое я ощущаю грудью, прижатой к ее груди.
Ее раздвинутые ноги обхватывают мои бедра, пока я пытаюсь сдержать желание вжаться в нее.
Ее требовательные руки в моих волосах.
Остаточное тепло ее губ.
Цветочный аромат ее кожи.
— Мне нравится наш пузырь, — вздыхает она, проводя пальцами по моей спине. — Слишком нравится. Он ослепляет и полностью поглощает. Но
Я медленно слезаю с кровати.
Пузырь мгновенно лопается. Наше время снова истекло. Мы в очередной раз идем разными путями в неопределенное будущее.
— Тебе помочь с бронированием рейса домой? — спрашиваю я.
Эмерсин медленно садится и поправляет футболку.
— Нет. Я сама.
— Тебя куда-нибудь подвезти?
— Я взяла машину напрокат.
Я чешу подбородок.
— Тебе
Сжав губы, она на несколько секунд отводит взгляд.
— Время, — шепчет она.
После нескольких медленных морганий я киваю.