У Вадима денег было только на дорогу. Опечаленный вернулся он в общежитие. Антон гладил себе и Якову брюки, а Яков бегал в умывальную комнату мочить тряпку и менял утюги. Не удалось Вадиму скрыть свою неудачу. От досады за товарища Антон чуть не прожег брюки. Долго Яков рылся в карманах, подкладывая к рублевой бумажке серебро, медяки. У Антона оказалось денег и того меньше. Вадим снял парадную гимнастерку, откинул одеяло, лег. Яков вскочил, подбежал к тумбочке, достал что-то из резной шкатулки и вложил Вадиму в руку очень искусно сделанную из разноцветных камней брошь — веточку земляники.
— Купил для двоюродной сестры. Сделай одолжение, возьми.
— Не надо, спасибо. Ведь скоро выпуск. Наверно, поедешь в Морозовку?
Яков обиделся и невольно обратился со словами, которые часто упоминал Вадим.
— Скажи, ты настоящий комсомолец?
— Думаю, что ты настоящий комсомолец, — серьезно ответил Вадим, стараясь сдержать улыбку.
— Если у меня будет беда, ты разве мне не поможешь?
— Ну, какая там беда, и без меня потанцуют.
— Неправда, мы знаем, что ты давно собирался к Камчатовым. Зачем же скрываешь, обманываешь?
Уступил Вадим просьбам, аккуратно завернул веточку земляники в чистый лист бумаги; пакетик получился жалкий, маленький. Ну, что это за подарок, такая бедность, невольно сравнишь его с нарядной коробкой одеколона.
В течение почти двух лет Антон собирал коллекцию тонкой цветной бумаги, у него скопилось около сотни листов и ни одного одинакового. Антон предложил другу всю свою бумагу, и ребята быстро завернули брошку, сделав красивый и большой пакет.
Последним поездом уезжал в город Вадим, школьницы остались ночевать у Камчатовых. На вокзале Тамара, пожимая Вадиму руку, хотела сказать «до следующего воскресенья», а вырвалось другое:
— Спасибо, Вадим, что приехал… Я была рада. Я была очень рада.
В среду неожиданно Тамаре пришлось быть в городе. Концерт в Доме пионеров кончился рано, и она пригласила Вадима посмотреть новый фильм. За ними увязался и Антон.
До начала сеанса оставалось больше часа. Вадим предложил Тамаре и Антону погулять по Невскому проспекту.
Зная привычку Вадима вечно куда-то спешить, Тамара взяла своих спутников под руки. С ней скучать было невозможно. Она интересовалась, какую программу к выпускному вечеру подготовили участники самодеятельности. Недовольна была, что в ее школу мало прислали пригласительных билетов. Она спрашивала, Антон, отвечал, а Вадим мало-помалу мрачнел — пригласил товарища в компанию, и нате — сам оказался лишним.
На площади Восстания шла киносъемка. Юпитеры заливали ослепительным светом вокзал.
— Пойдемте посмотрим, — торопилась Тамара, таща собой обоих приятелей. В эту секунду регулировщик перекрыл движение, улицу запрудили потоком двинувшиеся машины. Вдруг раздался крик, заглушивший сердитое ворчанье автомобильных двигателей и отрывистый лай сигнальных рожков.
— Мураш! Вадим!
В кузове грузовика стоял парень в какой-то драной поддевке, на стриженой голове засаленная форменная фуражка. Трудно было признать в нем Евгения Шаброва. После его побега прошло меньше года, а как он огрубел, постарел, ему можно было дать все двадцать пять лет! Правую щеку перерезал глубокий шрам. Евгений угрюмо глядел на своих товарищей, зябко кутаясь в поддевку:
— Вот и свиделись…
— Свиделись.
Вадим не узнал своего голоса. Евгений стал для них чужим человеком.
— Какие новости в училище?
— Закончили по пятому разряду. Уезжаем за Полярный круг.
Горькая была встреча. Антон нервничал, не найдя в кармане спичек, разломал карандаш. Когда-то этот парень в жалких лохмотьях — Евгений Шабров, человек без паспорта, был его другом. И у Антона могла быть такая судьба. Страшно было даже думать об этом…
Понимал и Евгений, как глупо он поступил, сбежав из училища. И вот финал: Эмилию снова выслали на север за спекуляцию, его, Евгения Шаброва, осудили за кражу.
— Счастливые вы, ребята. Может, и я закончил бы сто двенадцатое, может, и из меня токарь-лекальщик вышел? Как думаете? Вышел бы?
Голос у Евгения дрогнул. Ребята молчали.
— Сам виноват, — не глядя на него, ответил Вадим. — Евгений Владимирович всегда тебя хвалил, а он в токарном деле профессор.
— По какой статье идешь? — спросил Антон.
— По тридцать пятой.
Наклонившись к Тамаре, Антон шепнул:
— Долго ему не разрешат жить в крупных городах.
Евгений усмехнулся:
— Не отбыть срок. Весной ночевал на парковых скамейках. Самая лучшая гостиница — сырой подвал.
И опять все четверо замолчали.
Регулировщик начал пропускать транспорт. Тронулись машины, Евгений махнул рукой. Только и можно было разобрать:
— Передайте Николаю Федоровичу!.. Пускай… Вот если бы можно было… жизнь начать…
Он сел на скамейку рядом с милиционером и, уже не оборачиваясь, еще раз махнул рукой.
49