А потом девушка пускается в танец, напившись в каком-то баре. Ее танец – ее боль. Цыганка извивается в предсмертных конвульсиях. В агонии она кричит, рыдает и танцует. На лицах некоторых зрителей появляются слезы. Кто-то просто с замиранием следит за происходящим, а кто-то уже сейчас готова закричать, насколько эта игра великолепна.
Мораль сей басни проста: не играй с чувствами других, ибо сам запутаешься в паутине иллюзий, чувств и реалий.
Последнее движение, и девушка замертво падает на пол. Посетители бара даже не реагируют, думая, что она просто пьяна.
А она умирает… и уже не дышит… Любовь способна довести до сумасшествия. Любовь способна уничтожить человека, обратить его душу в пепел, а сердце – в кровоточащий орган, истерзанный стрелами боли.
Занавес закрывается. Свет потухает. Всего на минуту, а потом зрителям предстает весь состав. Зал взрывается возгласами и аплодисментами. Все несутся с цветами. Елена улыбается и радостно смотрит на режиссера и сценариста. Она сама представляет всех актеров, а также режиссера и сценариста.
Ожидания оправдались. Пьеса вызвала ажиотаж. Около десяти минут зрители задаривали цветами актеров, кричали: «Браво» и «На бис!», аплодировали.
Елена смотрит на зрителей и чувствует душевное опустошение. Во время игры – ни одной мысли о Деймоне или тех чувствах.
«Я же говорила… Я тебя разлюбила».
Спустя еще минут десять-пятнадцать зал окончательно опустел. Елена собирается покидать сцену, но ее внимание привлекает человек, который решил подарить очередной букет цветов. Девушка узнает в нем своего мужа и с возгласами несется ему навстречу. Клаус говорит, что Елена была великолепна, целует ее и вручает цветы вместе с подарком. Это золотой браслет с подвеской. Шатенка подмигивает Майкслону и, беря его за руку, ведет за кулисы, где ее ожидают другие актеры и сценарист с режиссером.
Девушка входит, и ее встречают с аплодисментами. Она застенчиво опускает глаза, крепко сжимая руку мужчины.
- Тебя ждут журналюги, – с улыбкой проговорил сценарист. – Но сегодня нам не до них. Через два дня конференция. На ней ты дашь интервью и ответишь на все вопросы. А сегодня мы развлекаемся!
Словом, все шло как никогда хорошо. Елена была счастлива и решила, что возьмет отпуск, чтобы уехать куда-нибудь в Европу вместе с мужем. Они оба давно не отдыхали душой, оба давно никогда не выезжали и оба желали простого уединения. Клаусу мало ночей. Ему нужно и духовное общение. Да и Елене оно тоже не помешало бы… Просто отдохнуть, расслабиться, пострадать бездельем, напиться, устроить танцы у костра…
- Елена? – из потока мыслей девушку вывел голос Клауса. – Тебя ждут. В твоем кабинете.
Девушка насторожилась. Она отставила бокал и покинула зал. Шатенка отправилась в свой кабинет, не испытывая страха, но какое-то чувство тревоги не покидало.
Шатенка открыла дверь и прошла в темный, мрачный кабинет. Она узнала запах этих духов, она увидела силуэт и моментально поняла, кто ее ожидал.
Девушка прошла к бару и, открыв его, извлекла бутылку спиртного и два бокала. Виски. Несколько глотков. Елена умещается напротив и устремляет уверенный взор на гостя.
- Ты очень красивая, Елена, – взволнованный голос выдал внутренне состояние. – И роль шикарна…
Наверное, это не правильно – злиться на мать из-за собственной неудачи. Но Изабель обязана была сказать правду. Тогда бы не было таких чудовищных последствий, и, возможно, сейчас бы и Тайлер был жив… Но Розали! Отчаянная, любящая и несчастная Розали мертва. Нежность вмиг умерла. Глупая и жестокая месть…
- Спасибо.
Изабель сама осушила бокал, налила еще и снова выпила до дна. Несколько секунд, чтобы свыкнуться с терпкостью алкоголя на языке. Несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
- Прошло слишком много времени, Елена! – отчаянно промолвила Флемминг. – Все мы совершаем ошибки…
- Ошибки? – с пренебрежением промолвила дочь. – Ты убила Розали! Ты убила подругу… – шатенка не решилась договорить. – Я влюбилась! Я спала с собственным отцом!
- В любви виноваты лишь влюбленные…
Отчасти это было правдой. Ведь во второй раз можно было бы противостоять искушению… Но Елена уже влюбилась, она уже ощущала зависимость, ощущала любовь по отношению к этому мужчине. Так нельзя. Если бы Флемминг рассказала все изначально, все было бы по-другому. Гилберт отрицательно покачала головой.
- Ты все уничтожила, мам… Я… Я не отрекаюсь от тебя, пойми. Но ты убила Розали, убила мою душу… убила и его душу. Я больше не хочу чувствовать… Пожалуйста, уйди… Уйди и… не стоит нам… Уйди же!!
Изабель поднялась и покинула кабинет. Елена сделала несколько больших глотков из бутылки и прищурилась. Нет, это не любовь к Деймону… Это скорбь. Скорбь по сломанной семье. Елена смотрела сегодня на мать с единственной мыслью: «Чужая». Это слово рисует невидимую границу, которую, вопреки всем своим желаниям и стремлениям, перейти невозможно. Эта мысль как осознание того, что доверие никогда не будет восстановлено, что боль никогда не забудется, а воспоминания не сотрутся.
Чужая.