До пепла...

Высокий, крепко сбитый, хоть и не сказать, что широкий, будто из узлов состоящий, казалось, жилистый под дорогим итальянским костюмом серо-синего оттенка, явно под глаза подбиралось. Рубашка стального оттенка. Весь образ всю эту жесткость подчеркивает. Стрижка короткая, но и не ежик, есть куда зарыться пальцами, если… Так, не в ту степь. Степь… точно! Он ей высоковольтные столбы напоминал, что иногда на полях или в степи ее родного региона над всем громадой возвышались. Неподвластные ни ветру, ни стихии с дождями, да и одному человеку нечего противопоставить такой непоколебимой мощи. И на йоту не сдвинуть… Смотрит прямо и властно, без вызова. Такие, как он, уже доказали все и всем, и теперь миру предоставляют возможность что-то им доказывать. Страшный, спрашивает?..

Дамир не подгонял, позволял рассмотреть себя детально.

Также медленно Тоня затянулась в последний раз и затушила сигарету в пепельнице, которая между ними стояла.

— Начистоту? — почему-то чувствуя, как холодеет в груди. Но сердце при этом лихорадочно начинает стучать. Точно, как у птиц, в чем-то он прав. — Страшный ты, Дамир, есть такое. Да только вообще не лицом, будь ты женщиной, решила бы, что лукавишь и комплимента хочешь, — сама лукаво улыбнулась уголками губ, коснулась пальцами вилки, но так и не взяла приборы, не начала есть, хотя аромат над столом стоял поразительно аппетитный. Все-таки для ВИП-ов старались особо. И Пархомов не торопился к еде приступать. — Но тут и тут, — она постучала пальцем по своему виску, его мозги имея в виду, потом также по грудине. — Очень ты пугающий. Леденящий. Ты же сам, как атомный ледокол, Дамир, в курсе? Прешь напролом, ни на что внимания не обращая, продавливая лишь свой интерес.

Пархомов, куда вольготней устроившийся в кресле уже после ее ремарки о внешности, сейчас просто рассмеялся. Очень, очень самодовольно.

— При моей жизни и делах иначе никак, птичка. Конкуренты заклюют и порвут на куски, — он все же принялся есть, и Тоня потянулось к своей тарелке. — Но тебя-то я, чем испугал? Мы тогда говорили минут десять, не больше?

— Так ты ж не делишь людей на конкурентов и нет. Только интересы на свои и невыгодные. И меня растоптать в состоянии, походя. Уничтожить, даже сам не поняв. Зачем мне такие проблемы, Дамир? — м-м-м, омлет был божественный. У нее такой никогда не получился бы… Интересно, какой секрет у этого шеф-повара? Магию вместо соли добавляет в яйца, что ли? — Я здравомыслящий человек, — с довольным вздохом призналась Тоня, отдав должное блюду.

— То, что ты — женщина умная, я и тогда понял, и сейчас подтверждаешь это мнение, — вновь иронично хмыкнул, продолжая изучать ее своим давящим, гипнотизирующим взглядом.

Дамир с омлетом быстрее ее расправился. То ли сам очень голодный, то ли не привык на такие мелочи, как еда, много времени тратить. Знаком велел официанту кофе повторить. Оба придвинули тарелки с круассанами.

— Так что ты о себе расскажешь, Тоня? Любопытно почему-то так, что аж работать мешает, — то ли пошутил, то ли упрекнул ее Дамир, внимательно Тоню изучая, будто она недавно, но и больше — все знать хотел: и как ест, и как пьет, и как курит в мозги себе запечатлеть. Это нервировало.

Вот что ему рассказать? От такого напора Антонина не то чтобы терялась, нет, неверное слово. Она его не могла понять. Зачем?! Ни в какую картину ее мира подобный интерес Пархомова не укладывался. Да и его «пояснения» ее мало успокаивали.

— Я на виолончели всю юность училась играть в музыкальной школе, — выдала, сама не поняв зачем, самую скрываемую часть своей биографии. То, чем вообще не гордилась.

Зато его удивила, это прям заметно стало. Дамир замер, не донеся до рта кусок круассана, и уставился на нее еще более внимательно. А вокруг темных глаз легкие складки собрались, будто лучики… Правда, и не сказать, что веселый. И что-то такое неуловимое, но точно опасное в его лице появилось… От этого у Тони в районе солнечного сплетения тягучей лавой плеснуло.

— Виолончель? Хм, сразу вижу картину: этот огромный, плавный инструмент, смычок в твоих руках и твои голые ноги по бокам… Вся ты голая обхватываешь, ласкаешь лак… М-м-м, просто сказка! — вроде и иронично, но она уловила блеск глаз, уже казавшихся не такими непроницаемыми…

И ее как током пробило, дыхание запнулось, забило горло, раздерло. Он ее одним намеком завел так, как Денису иногда всей прелюдией не удавалось. Просто тембр, просто взгляд, полунамек… Хотя о чем она?! В Дамире Пархомове ничего простого и в помине нет!

А надо как-то оторвать уже свой взгляд и сделать вновь невозмутимый вид. Спасибо, опыта хватало.

— Мария Васильевна была очень строгой учительницей и к внешнему виду учениц у нее имелись жесткие требования, — тихо прочистив горло, заметила Тоня, спрятавшись за чашкой с кофе. — Так что голой я точно никогда не играла, — принужденно рассмеялась, делая вид, что ей все равно.

— А мне сыграешь, птичка? — хищно уставился на нее Дамир, заставив вспомнить ее первое впечатление про «серого кардинала».