— Обычное мыло и одноразовая бритва, — ответила она абсолютно дружелюбно, но наверняка подумала, что это очень странный вопрос. Она поджала ноги под себя, скрестив лодыжки под лавкой. Теперь она знала, что он на них смотрел. Но это того стоило.
Прикрыв на мгновение глаза, он представил себе, как сержант Уилки бреет ноги в ванной.
Прекрати.
Ньюсон попытался отвлечься от своих мыслей, оглядывая других женщин в вагоне. Ни одна Наташе и в подметки не годилась. Он подумал о Хелен Смарт, о ее худеньком теле и забавных маленьких грудях. Толстые мясистые соски, такие необычные, и сама она классная… но потрепанная. Не как Наташа.
Инспектор Ньюсон откинул голову назад и уставился в потолок.
Его мысли прервал голос Наташи.
— Я должна уехать в шесть, — сказала она. — А ты, наверное, проработаешь всю ночь, и, как всегда, без премиальных.
— У нас ведь не обычная работа, сержант.
— Я знаю, но Ланс сказал, что меня эксплуатируют.
— Да, тебя эксплуатирует он сам.
— Неправда, он мой парень. Я должна уделять ему время. А вот Министерству внутренних дел я ничего не должна.
— А как насчет жертв преступлений?
— Послушай, мы с Лансом заключили договор. Мы теперь будем уделять друг другу гораздо больше внимания.
— Понятно.
— Мы думаем, что наши отношения зашли в тупик из-за нехватки «нашего» времени.
— Это он сказал?
— Это
— Ты не можешь называть меня умником хреновым. Я старший по званию.
— Хорошо, инспектор Умник Хренов.
— Спасибо.
Ньюсон не любил разговаривать в метро. Он остро чувствовал близость незнакомых людей. Наташа, напротив, была из тех девушек, которым решительно все равно, кто знает о ее личных проблемах.
— Так что бесплатно до ночи я больше не сижу, — громко сказала она. — Извини, но теперь я буду меньше заботиться о карьере, пока не налажу свою личную жизнь.
Ньюсон молчал до самого эскалатора на «Южном Кенсингтоне».
— Скажи мне, сержант, по поводу изменения твоего отношения к карьере и обещанном отказе от сверхурочных. Как именно Ланс намерен изменить свою жизнь, какой вклад он внесет в ваши новые отношения?
— Ну… он, наверное, будет более милым.
Теперь они шли по Олд-Бромптон-роуд. Наташа сердилась на Ньюсона и вышагивала с оскорбленным видом, двигаясь на несколько шагов впереди него. Солнце переливалось на ее голых плечах и сверкало на тонкой паутинке волосков на руках.
Он вдруг вспомнил другие руки. Вспомнил вспышку света в темноте прошлой ночи, когда в дверном проеме показалась фигурка маленького мальчика и когда он увидел шрамы, которые мать этого мальчика нанесла себе.
— Я понял, — сказал он, догоняя Наташу и идя вровень с ней. — Значит,
— Да, именно так, — бросила Наташа, не оглядываясь. — Я думаю, он прав. Я была эгоисткой.
— Господи боже мой, сержант уголовной полиции Уилки! Послушай, что ты говоришь!
Наташа остановилась и повернулась. Темные глаза сверкали на маленьком личике, грудь вздымалась от злости.
— Послушай, отвали, хорошо? Ланс пообещал, что не будет больше скотом, и меня это устраивает. Понятно? Тот факт, что я люблю своего парня,
— Я не сказал, что ты жертва.
— Ты постоянно на это намекаешь! И если у тебя проблемы с личной жизнью, это не означает, что ты имеешь право вываливать на меня все это дерьмо, ясно?
Ньюсону показалось, что Наташа ударила его в солнечное сплетение. Конечно, она права. У него вообще не было на нее никаких прав.
Они стояли под строительными лесами, которых в Лондоне было не счесть и на которых то и дело сидели строители.
— Молодец, девка, — крикнул один из них. — Так ему и надо, ублюдку мелкому.
Наташа резко вытащила свое удостоверение из сияющей черной кожей сумочки и рявкнула:
— Заткни свою вонючую пасть, придурок, или я тебя арестую на том основании, что ты идиот!
Строитель заткнул свою «вонючую пасть», и, поскольку было время обеда, Ньюсон с Наташей пошли в одну из многочисленных кондитерских Южного Кенсингтона.
— Capisce? — спросил Ньюсон, заказывая кофе и горячий сандвич с сыром и ветчиной.
— Да. Именно так говорят в сериале «Клан Сопрано».
— И потому это так замечательно звучит в устах лондонского сержанта полиции.