До последнего звонка

— Наверное, он сделал все это прямо перед самым уходом, иначе Годдард не смог бы услышать музыку, — сказал Ньюсон.

— Может быть, — ответила Наташа. — Хотя если включить ее погромче, наверное, все равно было бы немного слышно.

— Он включил музыку, чтобы заглушить крики Брэдшоу.

— Именно поэтому, наверное, ты и связал это с делом Бишопа.

— Что-то в этом есть, тебе не кажется?

Они оглядели тихий, пустой амбар. Воздух был спертый и затхлый, пахло соломой и землей.

— Если бы убийца не перестал платить за аренду, полагаю, труп все еще был бы здесь, — заметил Ньюсон. В отчете было написано, что Годдард зашел в сарай только после того, как напрасно прождал деньги пару недель. — Полагаю, наш убийца прекрасно знал, за какое время человек может умереть от жажды, и, убедившись, что его жертва мертва, решил не тратить больше деньги на аренду.

Пол амбара теперь был голый, но фотографии с места преступления показывали, что некогда он был усыпан пыточными орудиями: клещами, зажимами, пинцетами и тисками. Результаты осмотра тела показали, что эти инструменты применялись для того, чтобы издеваться над гениталиями и сосками жертвы.

— Значит, он умер не от пыток?

— Нет.

— Но ему, видимо, было больно.

— Да уж.

Результаты вскрытия были ужасны. Убийца начал мучить жертву обеими руками, стискивая и тыча пальцами в соски и пах жертвы. На сильное стискивание правой и левой рукой особенно указывали многочисленные ссадины на груди.

— Он его лапал? — спросила Наташа.

— В основном да, — ответил Ньюсон, — и не очень-то нежно. Он оставил там многочисленные ссадины, глубоко погружая большие пальцы в грудные мышцы. Брэдшоу был очень крупный. У него были самые настоящие груди, и убийца очень серьезно с ними поработал.

Наташа поморщилась:

— Когда мне было пятнадцать, у меня был мальчик, который слишком сильно меня лапал.

Ньюсон сжал зубы и с трудом сглотнул.

— Он останавливался, когда я просила, но только после того, как я просила несколько раз, — сказала Наташа. — Много лет спустя до меня дошло, что ему нравилось причинять мне боль.

— И почему ты ему это позволяла?

— Ничего я не позволяла, я его бросила.

— Сразу же?

— Ну… Не помню. Через месяц.

— Через месяц? Ты позволяла ему причинять тебе боль целый месяц, прежде чем послать его?

— Может быть, меньше… А может, больше.

Наташа смутилась. Ньюсон не стал развивать тему.

— После этого убийца начал использовать свои орудия, — продолжил Ньюсон, и у него внутри все сжалось от одной только мысли.

— Черт, — сказала Наташа, не придумав никакого более содержательного ответа.

— Потом Брэдшоу подвергся содомии. Патологоанатом уверен, что это делалось ручкой столярного молотка, лежавшего рядом с клещами.

— Мило.

— Затем он надел на свою жертву трусики.

— Что? Кружевные какие-нибудь?

— Нет, просто белые женские трусики фирмы «Маркс энд Спенсер». И еще короткую гофрированную клетчатую юбку.

— То есть подозреваемый размозжил Брэдшоу яйца, а потом надел на него трусы и юбку? Ты думаешь, он хотел превратить его в девочку? Этакая извращенная операция по смене пола?

— Не знаю. Это не объясняет, зачем убийца издевался над его сосками.

— И как же он его прикончил? — спросила Наташа. — Извини, я знаю, что должна была все это выяснить сама, но вчера я напилась с девчонками. Я была на собрании клуба «Все мужики — ублюдки».

— Не все, а только те, с кем вы по каким-то причинам общаетесь.

— Нет, здесь ты ошибаешься. Существует научное доказательство того, что все мужики — ублюдки. Все, кроме тебя, конечно. Ты исключение.

Ньюсон подумал, что исключение было сделано потому, что он коротышка, тихий по своей натуре и определенно не представляет, по мнению Наташи, никакой угрозы, начисто обделен сексуальной привлекательностью или вообще нисколько ей не симпатичен.

— Я польщен, — сказал он.

Далее Ньюсон рассказал, что, вдоволь поиздевавшись над Брэдшоу, убийца положил еду и воду на маленькую полочку, которую прибил к стене на высоте около восьми с половиной футов над землей. Затем убийца поставил под полочкой стул. Вставая на стул, Нейл Брэдшоу никак не мог дотянуться до еды и воды, причем ему не хватало каких-то одного-двух дюймов.

— Просто клиника, — сказала Наташа.

В полу прямо перед стулом были четыре отверстия, где к доскам была прикручена телекамера с нацеленной вверх линзой. Камера была подсоединена к телемонитору, свисающему на кронштейне с потолка прямо над полочкой.

— У камеры не было записывающей функции. Она просто передавала живую картинку на экран.

— То есть Брэдшоу вынужден был смотреть, как он тянется за едой.

— И смотреть снизу.

— Странно. Можно было предположить, что этот больной ублюдок захочет, чтобы Брэдшоу смотрел в собственное безумное от отчаяния лицо.

— Нет, он хотел, чтобы Брэдшоу смотрел себе под юбку.

— Черт знает что.

— Да уж И именно после этого, как мы полагаем, убийца покинул Брэдшоу. Тот умер через неделю от гниющих ран. По царапинам на досках под полочкой можно судить, что измученный мужчина раз за разом вставал на стул и тянулся за водой, которая так и осталась в недосягаемости. Эти царапины на стене — следы его ногтей.